— Думаю, я не угадал с дозировкой, — спокойно произносит незнакомец, отмечая мое движение и отступая на шаг.
Мне сразу становится легче.
— Ты тяжелее, чем выглядишь. Поэтому.
— Что?
Я могу говорить, мои мысли, наконец, получают звук. Да, он снял скотч, и с рук тоже, я больше не скована… Но силы он мне не вернул, я по-прежнему в густой дымке усталости.
— Голова кружится? — мужчина бросает вопрос и замирает.
Запоздалая мысль подсказывает, что я впервые отчетливо вижу его лицо. Большая комната мягко, но достаточно освещена, и я могу запомнить каждую черточку. Голубые глаза и темные волосы с взлохмаченной, сбитой наверх челкой, которая давно отросла, поэтому мужчина то и дело спасается резковатым жестом, откидывая густые волосы назад. Он делает это машинально, красивым и четким движением кисти. И он весь такой. Словно выверен и вычерчен, ни одной лишней детали или краски, на грани откровенной скупости.
И он несет спокойствие. Теперь, когда он стоит передо мной, не прячась в вечернем сумраке, меня окончательно отпускает недавняя истерика. Или, быть может, дело в тех самых дозировках, его лекарство вновь действует. Я не знаю, и, кажется, путаюсь в ощущениях, но мне нравится смотреть на его одежду, палитра которой зажата между серым и голубым. Хлопковая рубашка без воротника, заправленная в пижонские зауженные брюки, и строгое классическое пальто, которое следовало снять еще полмесяца назад, чтобы попасть в сезон.
Дорогое пальто…
Он богат, я теперь четко это вижу. Люксовая, пусть и измятая, одежда, что красуется не лейблами, а четкими линиями по фигуре и мягкой тканью, кричит о достатке, как и его здоровая кожа, осанка, уверенный взгляд… И здесь же прячется разгадка его лица, одновременно отталкивающего и притягательного. Не лучшие природные данные проигрывают силе, что идет из его глаз. Его невозможно не запомнить, оно врезается намертво и остается с тобой.
Намертво.
Волна страха все же накрывает, и я опускаю взгляд, хотя понимаю, что поздно. Он не прячет лица, ему плевать, что я вижу и запоминаю, что я могу кому-нибудь рассказать. Смогу же? Или он уверен, что нет?
— Вы знаете мое имя, — начинаю неуверенно, пытаясь справиться с голосом. — Откуда?
Я коротко смотрю в его сторону и замечаю, что его взгляд направлен поверх моего плеча. Он избегает смотреть мне в лицо, будто ему достаточно лишь контура. Просто знать, где я нахожусь и всё.
— Да, нам нужно поговорить, — он тяжело выдыхает и вдруг отворачивается.
Пауза затягивается, и мне становится дурно от созерцания его спины. Что-то происходит, я чувствую, что что-то происходит, он обдумывает и колеблется…
Решает.
Мне нужно успокоиться и придумать, что делать.
Что вообще можно сделать?
— Как вас зовут? — падаю голос, которого сама пугаюсь.
Но я заставляю мужчину проснуться, он оборачивается и вновь смотрит поверх моего плеча.
— Кирилл.
Уже что-то. Он отвечает мне и выглядит адекватным.
— Под стулом фотографии, возьми их.
Его то ли просьба, то ли приказ застает меня врасплох, я не могу сообразить даже, что такое стул.
— Под стулом, Саша, — повторяет он. — Опусти руку и возьми фотографии.
— Что за фотографии?
— Я всё объясню, но словам обычно плохо верят. Поэтому тебе лучше увидеть.
Это какая-то игра? Проклятая больная игра… Я успеваю подумать, что согласна поверить на слово во что угодно, лишь бы не двигаться по его указке.
— Я не готовился к нашему разговору, и, вряд ли, есть верные слова, — мужчина замолкает на пару мгновений, словно все же ищет подходящие слова. — Тебе страшно, я знаю…
— Просто отпустите меня.
— Я не могу.
— Я никому не скажу. Честно…
Он кривится на мое фальшивое «честно», и я замолкаю.
— Там три девушки, я хочу, чтобы ты посмотрела на их лица.
— Я не хочу, — в моем голосе появляются слезы, — нет, пожалуйста…
— Хорошо, — он кивает пару раз как заведенный, — я сам покажу.
Спинка стула жалобно скрипит, когда я ввинчиваюсь в нее, чтобы отстраниться.
— Видишь? — произносит он, когда веером раскрывает три фотографии передо мной.