В коробке человеческое существо, сказал Том себе. Которому нужна медицинская помощь.
Так почему я думаю, что это выскочит и нападет на меня.
Еще один артефакт из множества старых фильмов; запертое в подвале существо, слишком опасное, чтобы выпустить в ничего не подозревающий мир.
Я больше никогда не буду смотреть гребаные ужастики.
― Помощь в пути, ― сказал он скорее, чтобы успокоить себя, нежели человека в коробке. ― И мы сможем уйти отсюда.
― Эрин… ииии… неее… понрааавится… это.
― Эринии здесь нет.
Том сделал шаг влево, пытаясь с хорошего ракурса заглянуть в коробку. Его луч все равно не смог осветить угол, где прятался человек.
― Эрин… ииии видит все.
― Это невозможно, ― сказал Том, хотя быстро оглянулся, чтобы убедиться, что в подвале никого не было.
― Эрин… ииии видит все. Знает все. Наказывает грешников.
Том подошел поближе. Все клише на счет страха были правдивы, во рту у него пересохло, ноги стали резиновыми, сердце бешено стучало. Он никогда не прыгал с парашюта, но представил, что сейчас он чувствует себя, словно перед прыжком с самолета.
― Ты грешен… Том?
Том вздрогнул от своего собственного имени. Как этот человек узнал его? А затем он вспомнил, как представлялся наверху лестницы. Том сглотнул, затем пошевелил рукой, держась за рукоятку Глока, поскольку ладони его вспотели.
Я слишком остро реагирую. У меня есть пистолет. Этот бедный ублюдок прикован к будке. Мне нечего бояться.
― Мы пытаемся войти, ― сказал Рой, и его голос напугал Тома и он вздрогнул. ― Дверь чертовка.
― Понял.
Том сделал еще один шаг к коробке.
― Все мы грешники. Всем нам нужна Епитимья.
― Выходите, ― сказал Том. ― Я не собираюсь причинять вам боль.
― Я заслужил страданья.
― Никто не заслуживает этого.
― А я заслуживаю, Том.
― Нет, не заслуживаете, ― Том шагнул к собачьей миске и присел. Между ним и коробкой был всего лишь метр.
― Я… нечестив. Я грешен.
― Грешников можно простить. Бог прощает грешников.
― Бог прощает, ― снова послышалось ненормальное хихиканье. ― Эрин… иииии… не прощает.
Наконец-то Том смог выбрать правильный угол, чтобы посветить фонариком на человека в коробке.
Но уже пожалел об этом.
Это был нагой мужчина, но он был так истощен, что определить его пол можно было только по неравномерной бороде, которая в некоторых местах была вырвана. Цепь была прикреплена к кольцу на его лодыжке. Под всей этой грязью и засохшей кровью, кожа мужчины была испещрена ранами и шрамами. Он сидел спиной к задней стенке коробки, ноги прижаты к груди, и покачивался вперед-назад. Было ужасно смотреть на это, и в то же время невозможно отвести взгляд.
― Теперь вы в порядке, ― сказал Том. Это было самой большой ложью, которую он когда-либо говорил. Даже с пятьюдесятью годами интенсивной психической терапии и физической реабилитации этот мужчина уже никогда не будет в порядке.
― Какой сейчас год? ― спросил мужчина сиплым, высоким голосом.
Том ему сказал.
Мужчина снова засмеялся. Смех превратился в пронзительный вопль, а затем он внезапно набросился.
От испуга Том сжал спусковой крючок, но отвел его и выстрел пришелся не по парню.
Как оказалось, это было ошибкой.
Мужчина накинулся на него, выводя его из равновесия, к большому удивлению своей силой. Том упал на спину, его пистолет выскользнул в одно направление, телефон улетел в другое, тогда как мужчина взобрался на него и руками обхватил его шею.
Том почувствовал зазубренные, грязные ногти, впившиеся в его кожу. Ему удалось навести на него Феникс, и получилось так, что свет фонарика попал прямо ему в глаза. Вблизи его лицо было ужасным; половина носа была отрезана, то же самое было и с его ушами, делая его похожим на живой череп. Рот был красным, зубы были гнилыми, а где-то и вовсе отсутствовали. Он зарычал, из-за его дыхания Том прикрыл рот и попытался оттолкнуть парня, но тот даже не шевельнулся.
Но он укусил.
Несколько зубов впились в предплечье Тома, вгрызаясь в плоть.
Тогда как давление на шею Тома только увеличивалось, последний воздух выбил искры из глаз; пятнышки света плавали перед глазами Тома. Том сменил тактику, выбирая путь уличного бойца, и потянулся к месту мужчины между ног.
Но сжимать было нечего. Лишь рубцовая ткань и маленькая шишка, которая была похожа на пластиковую трубку.
Тома почти что стошнило, но поскольку его душили, ему бы это убило. Он боролся с отвращением и потерей сознания, и, отбросив фонарик, сильно приложил мужчину по виску. Этого было достаточно, чтобы его челюсть освободилась, но не его руки. Он закричал, разбрызгивая кровь и слюну.