Луна, поднимающаяся все выше, окутывает Эли серебристым сиянием, делая его похожим на сюрреалистичного, мистического, загадочного вампира, которым он и является.
Он такой же свирепый и преданный вампир, каким и является на самом деле.
Великолепный.
Это заставляет мое сердце бешено колотиться.
Пронизывающий ветер двигает воздух, шевелит кроны деревьев над головой и несет с собой предвкушение, возбуждение, будто дикие Карпаты знают, что происходит, что вот-вот произойдет, и ободряюще машут.
В этом ветре чувствуется что-то древнее, и от этого мурашки пробегают по позвоночнику, обволакивают каждый позвонок и покалывают. Я слишком долго жила без Эли, не ощущая себя собой, и хотя я даже не знаю, кто я такая на самом деле, теперь есть одна постоянная черта, которая кажется правильной. Он. Я дрожу, и Эли сжимает мои пальцы, будто знает без слов, не имея возможности прочитать мои мысли, что я чувствую. Вероятно, так оно и есть. Мы идем молча. Я не уверена, как долго мы так идем, переплетя пальцы и соприкасаясь плечами, но это надолго. Как Эли знает, куда идет, для меня загадка. Я просто доверяю ему, и вскоре появляется маленький каменный домик. Из единственной трубы поднимается струйка дыма. Это не то место, куда он привел меня раньше. Не говоря ни слова, он ведет меня по дорожке к входной двери. Внутри все погружено в темноту, за исключением тлеющих красных углей в камине.
Он берет большое стеганое одеяло, наброшенное на спинку дивана, и расстилает его на полу перед камином. Опустившись на колени, он берет кочергу и ворошит угли, подбрасывает полено, пока пламя не разгорится. Я молча стою, наблюдая, как свет играет на его лице, скулах и бросает тень на его глаза. Для меня он — самая потрясающая личность, которую я когда-либо видела. Затем Эли встает и поворачивается. Его глаза встречаются с моими. Мы молчим. Только смотрим друг на друга.
Все замирает в этот момент, когда Эли стоит, уставившись на меня, и свет от очага отражается в его голодных глазах. Древних глазах, которые знают секреты, обладают могуществом, повидали так много всего. Он мог получить все и кого угодно в этом мире, чего бы он ни захотел. Возможно, богатую, принадлежащую к высшему обществу, незапятнанную молодую женщину.
И все же он предпочитает быть здесь, со мной. Со мной и всеми моими недостатками.
Мой пульс учащается, настолько, насколько это вообще возможно, и кровь мощными толчками бежит по венам, когда я встречаюсь с ним взглядом. Мускулистая грудь Эли поднимается и опускается в быстром, неровном ритме, его челюсти двигаются, отчего тени прыгают по лицу.
— Сними ботинки и носки.
Я моргаю. Раньше моей первой реакцией на грубую мужскую команду было бы «иди на хер». Только Эли едва не дрожит от вынужденной сдержанности, и он командует мной не как властный варвар или вампир, контролирующий разум, а как дикий, голодный Альфа, который только что нашел лакомый кусочек, который он хочет смаковать напоследок, а не проглатывать.
Не говоря ни слова, я снимаю ботинки. Поскольку у меня нет носков, я стою босиком на гладком деревянном полу.
— Джинсы.
Внизу живота разливается жар, когда я расстегиваю каждую пуговицу, не сводя глаз с Эли. Это такое эротичное ощущение — он наблюдает, как я расстегиваю пуговицы, когда большим пальцем касаюсь трусиков под ширинкой, вздрагиваю. Я подавляю вздох и жалею, что это не рука Эли. Сейчас. Не позже.
Эли раздувает ноздри.
Расстегнув последнюю пуговицу, я стягиваю ткань на бедра, и от ощущения мягкой потертой джинсовой ткани, скользящей по всегда гладким ногам, у меня мурашки бегут по коже. Я бросаю джинсы на пол, затем снимаю их.
— Отбрось их в сторону.
Я пинаю их.
— Сними рубашку. Медленно.
Прерывисто дыша, я расстегиваю рубашку с длинными рукавами, вытягиваю руки и сбрасываю ее. Взявшись за подол майки, я приподнимаю ее, дюйм за дюймом, над животом, ребрами, затем над головой. Я бросаю ее поверх своей кучи одежды.
Мгновение Эли просто смотрит на меня. Он облизывает эти полные, чувственные губы, прикусывает нижнюю губу зубами и сглатывает.
— Лифчик. Не снимай его полностью. Просто расстегни.
Я опускаю взгляд и тянусь к застежке.
— Смотри на меня.
Подняв голову, я не отрываю взгляда от Эли, теребя маленькую металлическую застежку между грудей. Дыхание учащается, когда я наблюдаю, как он смотрит на меня, как загнанный зверь, а его сексуальный французский акцент усиливается до первобытного, едва сдерживаемого тона каждый раз, когда он произносит команду.
Трусики пропитались влагой, настолько я возбуждена откровенным проявлением желания и контроля со стороны Эли. Я трепещу от желания, прямо под тонкой тканью покрывающего меня шелка. Я жду, наблюдаю, предвкушаю. Я хочу.