Лялик подходит к темным дверям, крепко сжимает кулаки и всматривается. Вот, темнота еще сгустится, создастся из нее что-то большое и сильное, надвинется на Лялика и раздавит.
Он рысью бежит через кабинет, через спальню, ощупью пробирается по своей комнате, натыкается на коленкоровую перегородку. Потом распахивает дверь и бежит в кухню по узкому, едва освещенному отраженным из кухни светом, коридору, все еще преследуемый по пятам темнотою и ужасом.
— А, барчук!
Кучер говорил ласково и улыбается, и Лялик чувствует, что уже не может на него сердиться. Смотрит приветливо на его полное, бородатое, слегка обрюзгшее лицо. У кучера болтается в ухе серебряная серьга. Лялик тянет его легонько за эту серьгу:
— Вот тебе за то, что не прокатил...
— Для вас же, барчук... Барыня завсегда ругается. Потом в угол бы вас поставили...
Петровна возится у русской печки, к которой плотно примкнула неширокая черная плита, ставит самовар. В помятой трубе гудит пламя и сквозь маленькую проржавевшую дырочку видно, как летят одна за другой яркие искры. Настя шьет, бойко помахивая рукой с медным наперстком. Светло, весело.
Кучер осторожно отстраняет свое ухо, которое натеребил Лялик.
— Соскучились, барчук? Известно... Дом большой, темный. Как молодому не соскучиться? — Вдруг меняет тон и подмигивает. — А ведь маменька-то не велит на кухню ходить.
Лялик надувает губы.
— Ну, и пускай ее. А я хожу... Знаешь, я там черного таракана раздавил. Так из него все внутренности и выскочили. Огромный.
— Черных тараканов не надо давить! — меланхолически замечает Петровна, отходя от самовара и присаживаясь к столу, за которым сидит кучер. — Они — к счастью...
Лялик этому не верит.
— Вот еще, какие глупости! Это только в деревнях так думают.
— Нет, уже это верно.
— А я говорю, что неверно. Я в книге читал. Там не врут. Книги умные люди пишут.
Ему нравится, что он маленький, а о многих вещах знает больше Петровны. И это позволяет ему обходиться с ней немного свысока, хотя в других отношениях он уважает ее и даже немного побаивается.
Петровна — большая, толстая, еще нестарая, с крепкими, круглыми щеками, но уже с тоненькими морщинками вокруг глаз. Ситцевая кофта плотно обтягивает ее тело. Обе жирные, отвислые груди видны отдельно и колышутся, когда Петровна ходит.
Лялик хорошо знает, что Петровна живет с кучером, но не может еще представить себе достаточно ясно, как это у них бывает. Он молчит и пристально смотрит на Петровну. Кучер подталкивает ее локтем и смеется.
— Смотри-ка... Барчук-то как на твое хозяйство воззрился. Оно и верно... Что твоя корова!
Лялику стыдно. И опять просыпается неприязненное чувство к кучеру. Он не смеет смеяться, потому что Лялик, хотя и сидит в кухне, но все-таки — барин. Однако-же, ссориться и уходить опять в комнату не хочется. Там пусто и темно, и раздавленный таракан лежит на полу, как раз на том месте, где Лялик молился.
Здесь жестяная лампа горит над столом, освещенные сверху лица веселы, а вокруг рефлектора, на белой стене, как и представлял себе Лялик, собрались рыжие прусаки и чинно шевелят усиками, как будто держат совет. Пахнет щами.
— Разве вчера щи варили? — спрашивает Лялик, чтобы замять неловкое положение.
Петровна припоминает.
— Вчера? Нет, вчера не варили. На той неделе еще были щи, в пятницу. А на жаркое готовили тогда отбивные котлеты с горошком.
— Почему же пахнет?
— Пахнет? А мы не слышим. У вас нюх-то тонкий, господский. Вам и оказывает. А мы не слышим.
Настя зевает, кладет в старую коробочку из-под конфет свой наперсток.
— Ох, будет... Все глаза заслепила. Выйду замуж — непременно мужа заставлю машинку купить. С ней только чик-чик-чик—и готово... Иголкой все пальцы исколешь, а проку нет.
Кучер подмигивает. Он делает это всегда одним и тем же глазом и совсем одинаково. Поэтому кажется, что под толстой кожей у него спрятана пружинка, которая дергается, когда нужно.
— Пойдешь за меня? Я тебе ножную выкуплю. Чтобы бархатные ручки не уставали.
— Нужен ты мне, старый черт! Я молоденьких люблю, а у тебя борода колючая. Да еще Петровна кислотой обольет.
— Зачем кислотой? — удивляется Лялик.
— За измену. Чтобы с ее милым дружком не баловалась.
Настя прохаживается по кухне, заложив усталые руки на затылок. Она тоже полная, но много тоньше и стройнее Петровны. Носит такую же ситцевую кофту, и тонкая юбка плотно облегает ее выпуклые бедра. Лялика она интересовала до сих пор меньше Петровны, потому что он спит в одной комнате с Настей и несколько раз мельком видел ее в одной рубашке. И потом — у нет нет своего кучера.