Она вынула руку из кокона накинутого на нее свитера и погладила его по коленке, совершенно не думая о том, какие ощущения могут вызвать такие прикосновения. Он прижал ее ладонь сверху своей большой теплой рукой и продолжил рассказ:
— Малышей почти месяц не выписывали. Сначала они находились там же, в роддоме, потом их перевели в областную детскую больницу. Я ездил к ним почти каждый день, по возможности. Честно, я даже не представлял, сколько всего нужно таким крохам, не считая памперсов. Но потихоньку всему научился. Жизнь превратилась в пункты списков, походы по кабинетам, врачам, юристам. Мама помогала. Отец как-то сразу постарел, сильно сдал. Ну, а я за это время все же успел оформить малышей на себя. Теперь я отец двух замечательных деток. Отец-одиночка. Вот так-то.
— А с кем они сейчас? А сколько им? А как их зовут? А как же ты здесь оказался? Надолго ты? — вопросы посыпались, как жемчужины из разорванного ожерелья, звонко падая в тишине квартиры.
Слава прижал девушку чуть сильнее свободной рукой. Она подняла голову и настороженно повторила вопрос:
— С кем сейчас малыши?
— С моими родителями, — видя близко ее серые глаза, он начинал терять нить разговора. — Малышам около трех месяцев.
Помолчал немного, словно отключившись от разговора, и продолжил отвечать на ее вопросы.
— Тристан и Изольда.
— Не поняла, — боясь обидеть молодого отца своей реакцией, решила все-таки уточнить Бэла, — наверное, ослышалась. Как ты сказал — Тристан и Изольда?
— Да, — невесело усмехнулся Слава. — Эта горе-мамаша к отказу от детей приложила записку, в которой указала, какие имена дать мальчику и девочке.
— И вы послушались ее? — с осторожной настойчивостью поинтересовалась девушка.
— Нет, конечно! Она, видите ли, посмотрела фильм, в котором ей понравились имена, дала указание и смоталась. Делай выводы, что у нее было в голове. Пустота… А моих детей зовут Гриша и Маша.
— Григорий Печорин? Мария? Мэри? Те же имена, что в «Герое нашего времени»?
— Да, я не оригинален. Но если за меня уже все давно придумано, зачем лишние метания? И еще ответ на следующий твой вопрос: меня здесь нет.
— То есть? — непонимающе прошептала Бэла.
— То и есть. Я без разрешения покинул расположение части. Три часа на самолете, и вот он я. Просто пока нахожусь в отпуске по уходу за детьми, как бы это смешно ни звучало. У меня очень мало времени. Но первое, что я сделал, прилетел к тебе: столько лет хотел спросить, как ты могла так быстро выйти замуж? А оказалось… У тебя есть мужчина?
— Мне кажется, что я не должна перед тобой отчитываться.
— Это тебе только кажется, — легко перемещая девушку на свои колени, усаживая верхом на себя, сказал Слава. — Я жду ответа.
Бэла, укутанная в свитер, чувствовала в нем небольшую защиту от мужчины, на котором сидела почти в позе лягушки. Коленки уперлись в спинку дивана, и при разнице в росте ее серые глаза оказались напротив его, светло-зеленых. Ничто сейчас не напоминало Бэле, что прошло много лет, как он исчез из ее жизни — глаза были такими же красивыми, ресницы длинными и темными, морщинки в уголках… И именно это не позволило ей окончательно превратиться в размякшее нечто только из-за его признаний.
— А как бы ты себя повел, если бы я тогда, в наши семнадцать, исчезла, не сказав ни слова?
— Не знаю. Трудно представить. Потому что я и так чуть не двинулся, когда ты не пришла на вокзал, а потом еще и, типа, замуж вышла.
— Вот видишь. А я здесь осталась одна, перед градом насмешек, которые били очень больно. Да и сейчас то же самое, правда, меньше. Потому и перестала ходить на эти встречи.
— Мне очень хотелось сегодня прийти, но нельзя.
— И хорошо, что не пришел. Сейчас бы сидели со Ждановым в «обезьяннике».
Слава согласно кивнул, незаметно, как он думал, подтягивая к себе девушку все ближе. Но она разгадала его маневр и уперлась локтями в мощную грудь.
— Ты не слишком напираешь, Печорин?
— Я слишком терпелив, Черкасова. И то все, потому что ты не сказала, есть ли у тебя мужчина.
— Неужели ты думаешь, я бы сидела с тобой вот так, если бы у меня кто-то был?
— Не думаю, но хочу от тебя услышать эти слова.
— Как капитуляцию?
— Нет, просто скажи.
Бэла смотрела на него и понимала, что ее слова станут почти признанием в любви, и медлила. А он ждал.
— У меня никого нет, — наконец сказала она.
— Кроме меня, — добавил Слава.
— Что «кроме тебя»? — чуть нахмурившись, уточнила Бэла.