— У тебя никого нет, кроме меня. И не было.
Ее брови подпрыгнули наверх, удивленный взгляд не метался по его лицу, а просто остановился в одной точке — на его губах, произнесших эту мучительную для нее правду.
— А вот это тебя точно не касается. Ты отсутствовал столько лет. Я что, должна была кудель прясть? — отрубила она, пытаясь оттолкнуться от него. — Да отпусти меня! Неудобно же сидеть.
— Нет, — просто ответил он, совершенно спокойно и, не напрягаясь, удерживал ее в кольце своих рук. — Теперь точно никуда и никогда ты от меня не денешься.
— Как это? Что ты задумал?
От неожиданности таких высказываний Бэла ослабила сопротивление и в доли мгновения оказалась совсем рядом: губы к губам. Она даже почувствовала аромат крепкого чая, который Слава пил недавно. Затаив дыхание, чтобы не спровоцировать сильного мужчину на необдуманные действия, девушка ждала его следующего шага. И этот шаг последовал: мужские руки осторожно обняли ее и притянули к телу, горячему даже через футболку. Бэла не сопротивлялась, но и не чувствовала никакой дрожи или желания накинуться на него. Она все еще не могла соединить в своем восприятии реальности того мальчика, с которым рассталась по чьей-то злой воле, и этого взрослого мужчину, чьи большие ладони сейчас поглаживали ее спину. Он же смотрел ей в глаза открыто, без единой капли сомнения, словно вернулся домой после долгого отсутствия, где его ждала, несмотря ни на что, любимая женщина.
— Закрой глаза, — прошептал он ей. — Давай продолжим с того места, на котором остановились тогда, как будто не было этих лет, и я все еще молод и хорош собой.
— О чем ты говоришь? — так же тихо, почти касаясь его губ, спросила Бэла. — Ты изменился, стал другим. И хорош собой. Не напрашивайся на…
Она не успела договорить — поцелуй, совсем не детский, заставил ее замолчать на полуслове и закрыть глаза. Он не был агрессивным, скорее, устанавливающим главенство мужчины, а потом стал нежным, мягким, уносящим в далекие мечты юности. И снова Бэла не могла понять, в каком она времени, кто с ней? Ее руки ощущали напряженные мышцы взрослого человека, а губы трогали того, молоденького мальчишку, который когда-то был для нее всем. Оставаясь в своей собственной темноте, она обняла его за шею, коснулась коротко стриженых волос и отдернула руки. Морок первого поцелуя прошел, Бэла оторвалась от его губ и медленно, с недоверием спросила:
— Славка, это ты? Все это правда? Ты здесь, со мной?
— Конечно, я с тобой. Кто же еще пройдет через все чертовы преграды и доберется до тебя, даже если ты замужем. Только я.
Слава обхватил ее затылок и вернул себе прерванный поцелуй.
— Если бы я знал, начиная этот день, что он закончится так, то поторопил бы его, не стал ждать во дворе так долго. Ведь просто собирался сказать, что люблю тебя больше всех, и мне все равно на твоего мужа. Только сказать, чтобы ты знала: всегда любил только тебя, даже когда бесился и злился из-за твоего липового, как оказалось, замужества. Когда руки разбивал в кровь, колотя все, что попадалось на пути, и тогда любил…
— А сейчас? — тихо спросила Бэла, пробуя губами его колючий подбородок. — Сейчас все еще любишь?
— Люблю даже больше, чем раньше. Потому что ты моя, спустя столько лет. И была моей. А я, дурак, поверил, что ты могла…
Теперь уже ее смелый поцелуй остановил его слова.
Они не могли насытиться друг другом, загораясь от каждого прикосновения и вздоха, от легкого стона и тихого шепота, от дрожащего пульса и теплых пальцев. В какой-то момент ей показалось и даже захотелось, чтобы все свершилось этой ночью, но у него на этот счет было другое мнение. Прерывисто дыша, он взял ее руки в свои и сказал:
— У меня большие планы, и совсем нет времени. До самолета всего сутки остались, даже меньше. А обстоятельства изменились. Теперь мне мало увидеться, я хочу забрать тебя с собой.
— Как? Куда? У меня родители, работа, дом. Я не могу!
— Все решаемо. Только надо подключать кое-кого. А мне нельзя себя «светить». Надеюсь, он не проговорится. Ему можно верить.
— О чем ты? — напряглась Бэла.
— Родителям завтра скажешь, что уезжаешь в другой город. Квартиру просто закрой, что ей будет? А вот с работой самое сложное.
— Ты так быстро все решил, — недовольно высказалась она. — Зачем меня спрашивать? Можно, как козу на веревочке, отвести в загон и там оставить. Так получается?
Слава смотрел на нее уставшими глазами, белки которых уже покрылись красной воспаленной сеточкой сосудов. Он понимал ее возмущение и страх: упал, как снег на голову, и диктует свои условия. Но другого выхода он не видел, а оставить ее снова не мог.