– Неплохой: мы в крутом трипе, – признал Круки.
– Ну и сукины же вы дети! Валите сюда!
В квартире Кэлума и Круки одолела клаустрофобия. Сев у искусственного камина. Они взяли по банке с пивом и попытались разобраться в обстановке. Бобби же сразу заперся в сортире. Он выполз оттуда только через полчаса и бессильно рухнул в деревянное кресло-качалку.
Усатый парень с квадратной челюстью подошел к приятелям и сказал:
– Так, ребята. Продаю лотерейные билеты. «Клуб-86». Первый приз – «Ровер ретро». Второй приз – туристический ваучер агентства «Сфиэр трэвел» на двести фунтов, понял? Третий приз – рождественская корзина с хавкой, фунтов на сто потянет. Билет стоит один фунт.
– Я в лотерею не играю, – сказал Круки.
Парень окинул их воинственным взглядом.
– Рождественский тира-а-ж! – рявкнул он и потряс пачкой билетов у них перед носом.
– А. Ну тогда: – Круки принялся шарить в карманах.
Кэлум счел, что ему будет лучше сделать тоже самое.
– Долбаный рождественский тираж, мудел! Всего один фунт стерлингов за долбаный билет: хавка, тур или тачка: вы мне, мудни, еще спасибо скажете!
– Э, я возьму один: – Круки протянул парню фунтовую монету.
– Что? Один долбаный билет? Да ты меня за кого держишь, мудел? Долбаный рождественский тира-а-ж! «Клуб-86»! департамент содействия развитию шотландской молодежи: можно подумать, вы сюда на своем «боинге» прилетели!
– Ну ладно: возьму пять! – неожиданно загорелся Кэлум.
– Ты парень что надо! – сказал усатый.
Круки неуверенно протянул ему два фунта.
– Куда пойдешь в субботу? – спросил усатого Кэлум.
– Что? – переспросил тот и злобно уставился на Кэлума.
– На Истер-роуд пойдешь?
Усатый снова посмотрел на Кэлума, а затем раздраженно мотнул головой:
– Я пришел на эту долбаную вечеринку билетами торговать, а не трандеть про футбол.
И с этими словами он ушел, вогнав Круки и Кэлума в параноидальное состояние.
– Надо нажраться, – сказал Круки, поднося банку с пивом к губам. – Алкоголь успокаивает. Приводит в чувство.
Кэлум нервно кивнул и тоже принялся пить.
Через час им полегчало, они встали и принялись танцевать вместе с остальными. Кто-то включил на магнитофоне приятную музыку в стиле «транс». Бобби тем временем заснул в кресле-качалке.
Тощий, стриженный под бобрик парень кричал:
– Чиззи! Поставь мою кассету! Поставь мою кассету, мудел!
– Нет: пусть играет «Финитрайб», понял? – бормотал в ответ другой тощий парень с челкой, закрывавшей глаза.
Круки показалось, что он его уже видел где-то.
Кэлум снова ощутил приступ паранойи. Он не знал никого из гостей, и ему стало казаться, что он здесь лишний и никто его не любит.
– Боб, старик, херовые мои дела, – сказал Кэлум, подсев к Бобби. – Я знаю, ты скажешь, что это все фигня, но я видел здесь пару мудней. Которые болеют за «Лохенд», и сдается мне, один из них – кореш этого психа Кейта Эллисона, того самого, который пырнул Муби: знаешь, такой, из приличной семьи: бритвами торгуют: мне рассказали тут, что какой-то мудел попытался наехать на одного из этих Эллисонов в «Почтовом клубе», а тот у него нож вырвал – спокойно так – и распластал этому козлу всю харю: будто маньяк какой. Понял: много в моей жизни говна нынче, Боб: зря я кислотой закинулся: Элен знаешь, а? А сестру её: Джулию? Знаешь Джулию?
Бобби молчал.
– Мою долбаную кассету поставь, Чиззи, пидор! – орал тощий с бобриком, но, не обнаружив в комнате Чиззи, принялся танцевать как полоумный под ту музыку, которая уже играла.
Кэлум вновь обратился к молчавшему Бобби:
– Не то чтобы я в неё втрескался – ну не совсем, в общем. Мы просто с ней никогда не разговаривали, и вот я шлялся по городу и занесло меня в «Бастер», ну и сестра её Джулия там была с подружками. Ну, короче говоря, ничего такого и не случилось. Ну, потискались немного: короче говоря, я, может, был бы и не прочь. И да и нет – вот что я имею в виду. Понял? В смысле, ты же понимаешь, верно, Боб?
Боб ничего не ответил.
– Слушай, Боб, беда в том, что я и сам не знаю, чего я хочу от жизни. В этом-то все и дело: хер знает что: мне каждая сучка кажется такой старой: ну просто полной развалиной: помнишь, та, что ходила с Кевом Маккеем: да ты её как-то трахал, Боб, старый мудила: я-то знаю:
– Отвянь от этого козла! – сказал Кэлуму тощий брюнет. – Он только что вмазался в сортире.
Вид у брюнета был страшноватый. Он выглядел так, словно его только что выпустили из концентрационного лагеря – настоящий скелет. Как только Кэлум это заметил, ему сразу же стало ясно, что это и в самом деле скелет.
– Э: а где Круки? – спросил Кэлум у «скелета».
– Твой кореш? – кадык «скелета» заходил ходуном.
– Угу.
– Он в кухне и, похоже, совсем спятил. Чубастый такой, верно?
– Не: угу: я, в смысле: а что он говорит?
– Такой здоровый, чубастый мудел – верно?
– Угу:
«Скелет» внезапно исчез, предоставив Кэлуму самостоятельно выбираться из всего этого кошмара.
– Эй, Бобби, может, пора сваливать: верно, Боб? Не те здесь вибрации, понял?
Боб ничего не сказал.
Затем пришла девушка в красном платье и села рядом с Кэлумом. У неё были пергидрольные волосы с темными корнями. Кэлум решил, что на личико она вроде ничего, но голые руки чересчур шершавые и на них слишком много суставов.
– Ты пришел с Круки?
– Э: Угу. Меня зовут Кэлум.
– Ты случайно не брат Рикки Прентайса?
Кэлум дернулся, как на электрическом стуле. Всякий знал, что его брат Рикки – полный засранец. Если здесь станет известно, что он – брат Рикки, то решат, что он ничем не лучше.
– Да: Но я совсем не такой, как Рикки!
– А я ничего такого и не сказала! – передернула плечиками девушка.
– Ну да: я только вот говорю: Рикки – это Рикки, а я – это я. Между нами ничего общего. В смысле: он – сам по себе, а я – сам по себе. Ну ты понимаешь:
– Да ты, похоже, вконец удолбался.
– Это все промокашки: а тебя как звать?
– Гиллиан.
– Держись подальше от промокашек. Гиллиан.
– Я не принимала кислоту. Никогда. Те, кто принимает, все кончают дурдомом. Крыша съезжает. Я знала одного парня, который закинулся, и у него случилась кома:
– Э: ага, – нервно согласился Кэлум, надеясь сменить тему беседы.
– Ты меня жди, – сказала Гиллиан, внезапно что-то приметив. – Я скоро вернусь.
– Чиз-зи! Поставь мою долбаную кассету! – кричал парень с бобриком.
– Кончай, Чиззи! Поставь кассету Яичницы, – вмешалась Гиллиан.
Крикливый парень, которого, оказывается, звали Яичницей, повернулся к Гиллиан и сказал, не скрывая своего торжества:
– Вот видите! – затем грозно посмотрел на Чиззи, который забивал косяк на конверте пластинки, и показал пальцем на Гиллиан: – Послушай вот, что она говорит. Поставь мою долбаную кассету!
– Подожди, приятель, – ответил Чиззи и подмигнул.
Появился Круки и подошел к Кэлуму:
– Все тут спятили, Кэлум. Я смотрю, вы тут треплетесь; ну, эта Гиллиан и ты, мудел старый.
– Ты её знаешь, верно? – спросил Кэлум.
– Ты на верном пути, эта точно даст, – улыбнулся Круки.
– Прикольная девушка, – неуверенно сказал Кэлум. – Приятная такая телка:
– От тебя, старый хер, сделали больше абортов, чем твоя бабушка закатала банок с компотом, – хихикнул Круки.
Гиллиан вернулась. Увидев её, Круки почувствовал легкие угрызения совести и трусливо осклабился перед тем, как отойти в сторону.
– Слушай, – сказала Гиллиан Кэлуму, – не хочешь купить рождественскую лотерею? «Клуб-86», – улыбнулась она. – Департамент содействия шотландской молодежи.