— Прошу поверить мне, Марго: уверяю вас, что сегодня вечером все телестанции используют эту информацию насчет мистера Эллиота и его попытки увильнуть от налогов. И если мы не дадим этой информации, то лишь привлечем больше внимания к делу. Потому что все будут следить, насколько мы честны и беспристрастны, особенно после заявления “Глобаник” о том, что свобода деятельности нашего Отдела новостей никак не будет ущемлена.
Сильное лицо Марго было мрачно, она сидела, сжав губы; молчание ее говорило о том, что доводы Чиппингема дошли до нее.
— Вы дадите информацию очень коротко? — наконец спросила она.
— Так автоматически выйдет. Эта история не заслуживает длинного сообщения.
— И я не желаю, чтоб какой-нибудь ушлый репортер намекал на то, что Тео-де знал о противозаконности своего шага, раз сам Тео говорит, что не знал.
— Единственное, что я могу вам обещать, — сказал Чиппингем, — это что наша информация будет честной. Я сам за этим прослежу.
Марго пропустила его слова мимо ушей и взяла со стола лист бумаги.
— Вы приехали сюда на лимузине с шофером.
Чиппингем вздрогнул от неожиданности.
— Да. — Машина с шофером была одной из приятных сторон его работы, но то, что за ним следят, — а дело обстояло именно так, — было чем-то новым и малоприятным.
— В будущем пользуйтесь такси. Я, например, езжу на такси. Значит, и вы тоже можете. И еще одно. — Она в упор смотрела на него, сверля своим стальным взглядом. — Бюджет Отдела новостей должен быть немедленно сокращен на двадцать процентов. Завтра вы получите от меня соответствующий документ — и “немедленно” означает именно немедленно. Через неделю представите мне отчет о том, за счет чего была наведена экономия.
Чиппингем был настолько ошарашен, что лишь официально откланялся и ушел.
Сюжет о Теодоре Эллиоте и возникшей у него проблеме с налогами появился в “Вечерних новостях на всю страну” Си-би-эй, и заявление председателя правления “Глобаник” о том, что он не повинен в укрывательстве от налогов, было передано без комментариев. Неделю спустя один из выпускающих за “подковой” сказал, что “будь на месте Эллиота политический деятель, мы бы весьма скептически отозвались о его заявлении, а потом, как с луковицы, содрали бы с него один слой кожи за другим. Мы же оставили эту новость без продолжения”.
На самом-то деле вопрос о продолжении рассматривался: нового материала было предостаточно. Но во время дискуссии за «подковой», в которой участвовал и шеф Отдела новостей, было решено, что на этот день есть более важные новости, и потому об Эллиоте ничего больше сказано не было. Это был ловкий ход: немногие признались даже себе, что совершено предательство по отношению к своей профессии А вот проблема сокращения бюджета была посерьезнее. Тут всем станциям приходилось считаться с наличием конкурентов, и все это знали, включая Лэсли Чиппингема. Отделы новостей были особенно раздуты, в них было слишком много сотрудников, и их не мешало подсократить.
В Отделе новостей Си-би-эй процесс этот прошел болезненно, так как работу потеряли свыше двухсот человек.
Увольнения сопровождались возмущением тех, кто потерял свое место, и их друзей. Пресса получила возможность разгуляться: газеты полны были очерков о человеческих судьбах, написанных с явным сочувствием к жертвам борьбы за экономию, — хотя в газетах очень часто проводились такие же мероприятия.
Группа сотрудников Отдела новостей Си-би-эй — у всех у них были долгосрочные контракты — отправила в “Нью-Йорк таймс” письмо с протестом. Среди подписавших были Кроуфорд Слоун, четыре главных корреспондента и несколько выпускающих. В письме выражалось возмущение тем, что среди выброшенных на улицу оказалось несколько корреспондентов-ветеранов, прослуживших в Отделе новостей Си-би-эй большую часть жизни. В нем также указывалось, что Си-би-эй вообще не испытывает финансовых трудностей, телестанция имеет даже более высокую прибыль, чем крупные индустриальные компании. Письмо было опубликовано — оно обсуждалось и цитировалось по всей стране.
Это письмо и то, какое оно привлекло внимание, взбесило Марго Ллойд-Мэйсон. Она снова вызвала к себе Лэсли Чиппингема.
Держа перед собой развернутую “Таймс”, она рявкнула:
— Эти зажравшиеся самовлюбленные наглецы входят ведь в руководство компании. Они должны поддерживать решения руководства, а не подрывать нас криками на весь мир.
— Я не думаю, чтобы они считали, что входят в руководство компании, — заметил шеф Отдела новостей. — Они прежде всего люди, занятые сбором информации, и они переживают за своих коллег. И должен сказать вам, Марго, что я тоже.
Глава телестанции гневно посмотрела на него:
— У меня и без вас хватает проблем, так что выбросьте эту ерунду из головы. Проследите за тем, чтобы прижать к ногтю тех, кто подписал это письмо, и доведите до их сведения, что я больше не потерплю нелояльного отношения к компании. Можете также сообщить им, что их двурушничество всплывет в памяти при продлении контракта. Кстати, некоторым из наших сотрудников мы платим безумно большие деньги — особенно этому наглецу Кроуфорду Слоуну.
Пересказывая потом слова Марго, Лэсли облек их в более мягкую форму, понимая, что не следует вносить раздор в Отделе новостей, а удерживать ситуацию в рамках, не допуская раскола, было трудно.
К этой трудности через несколько недель добавилась новая: ситуация обострилась, когда по Си-би-эй была разослана бумага с предложением миссис Ллойд-Мэйсон. Речь шла о создании фонда для оплаты лоббистов в Вашингтоне, которые выступали бы в поддержку Си-би-эй. Фонд будет состоять из “добровольных” пожертвований сотрудников телестанции, которые предполагается вычитать из их жалованья. Как и из жалованья ответственных сотрудников Отдела новостей. В документе упоминалось, что аналогичный фонд уже существует в основной компании “Глобаник индастриз”.
В день, когда на телестанцию пришла эта бумага, один из выпускающих на “подкове” спросил Чиппингема:
— Лэс, ты, конечно, выступишь против этого дерьмового фонда от имени всех нас, да?
— Конечно, выступит, — вмешался Кроуфорд Слоун, находившийся неподалеку, — Лэс никогда в жизни не согласится, чтобы Отдел новостей искал себе покровительства у политиков, а не изобличал их. В этом смысле мы все можем положиться на Лэса.
Шеф Отдела новостей не мог сказать, было ли это произнесено с иронией. В любом случае Чиппингем понимал, что перед ним встает еще одна серьезная проблема, возникшая из-за непонимания Марго — или просто из-за игнорирования? — необходимости того, что сотрудники отдела должны сохранять беспристрастность. Не следует ли пойти к ней и выступить против создания фонда с целью поддержки определенной политики? Правда, едва ли это что-нибудь изменит, коль скоро Марго хочет прежде всего ублажить своих хозяев из “Глобаник” и продвинуться еще на одну ступеньку в своей карьере.
Эту проблему Лэс в конце концов решил, сообщив обо всем в “Вашингтон пост” и передав в газету копию документа. У Лэса работал в газете один знакомый, чьими услугами он уже и раньше пользовался и мог быть уверен, что тот не раскроет источника информации. В результате в “Вашингтон пост” появилось сообщение, перепечатанное потом другими газетами, в котором высмеивалась идея вовлечь организацию, занимающуюся распространением новостей, в политические аферы. Не прошло и двух-трех дней, как от плана создания фонда официально отказались, — судя по слухам, по личному приказанию председателя правления “Глобаник индастриз” Теодора Эллиота.
А Чиппингема снова вызвала к себе Марго Ллойд-Мэйсон. Холодно, без всяких вступлений, даже не поздоровавшись, она спросила:
— Кто из Отдела новостей передал мое предложение в “Пост”?
— Понятия не имею, — солгал он.
— Глупости! Если вы наверняка не знаете, то, уж во всяком случае, можете догадаться, кто это.
Чиппингем решил промолчать, хотя не без облегчения вздохнул, поняв, что Марго не держит его под подозрением.
— Я вижу, вы не желаете со мной сотрудничать, — нарушила наконец она молчание.