Анчутка Бес-Пятый
Вечная Маша
Глава 1
Подвал пах столетиями, но не сыростью, что удивительно. Такими добротными сухими столетиями истории. Я спускался по скрипучей лестнице, держа в руках кружки дымящегося какао.
— Маш? — окликнул я, спотыкаясь о порожек, — Ты где?
Из-за ряда вешалок, больше напоминавших костюмерную Мосфильма или нафталиновый запасник музея, появилась женская фигура в комбинезоне цвета хаки. Темно-русые волосы, собранные в беспорядочный пучок, глаза как два осколка ночного неба — яркие, живые, с отсветом чего-то древнего, мудрее самих звезд. И обалденно юное лицо.
— А вот и племяш! — Маша вытерла руки о пятнистую ткань, прибавив к расцветке ещё несколько пятен. — Пришёл глянуть на мой новый восторг? — Она махнула рукой в сторону гигантского монитора, на котором светился трехмерный чертеж чего-то, напоминавшего гибрид реактивного снаряда и стимпанк-фантазии.
— Это… торпеда? — я поставил кружки на верстак, где мирно соседствовали сувенирная ваза из гильзы трехдюймовки и разрозненная чашка севрского сервиза с надписью «Любезной тетушкѣ — отъ племянника Петра. Гатчина, 1813».
— Торпеда-метеорит! — поправила она, щёлкнув костяшками пальцев в сторону картинки. — Самонаводящаяся, с искрящимся двигателем. Летит и под водой, и в воздухе, как у себя дома. Конструкторы из НИИ-42 струхнули испытывать, а их приборы и подавно не выдержат, нужен наблюдатель — вот я и вызвалась. Завтра ждут. Погоняемся на свежем воздухе?
Я вздохнул, привычно смахивая со стола крошки хлеба. Мышей для этой работы в подвале не водилось, не выдерживали. В углу подвала, между лиственничными сваями древнего святилища и каменными блоками баронского замка, мерцал голографический экран с картой очередного полигона.
— Опять не терпится взорваться? — спросил я, но Маша уже мысленно была в полете от стартовой площадки института до этого самого полигона, напевая лейб-гвардии кавалерийский марш «Дни нашей жизни»:
"По улице ходила большая крокодила,
Она, она…"
— Племяш, — Маша высунула язычок, и в ее голосе зазвенели нотки тысячелетнего озорства, — когда ты поймёшь, что взрыв и смерть — это не про меня? Адреналин пьянит, а обновление освежает. Да и прическу пора сменить.
В пять утра мы уже мчались по пустынному побережью. Я на джипе стартовал с изрядной форой в десяток километров, преследуя эту чёртову торпеду…
Вернее, это сначала торпеда преследовала меня под водной гладью, потом вынырнула и теперь ее безуспешно преследовал я, летящую над водой со скоростью безумия.
То ли конструкторам захотелось подшутить, то ли испытательница выдала один из своих фирменных капризов, но торпеда была выкрашена в совершенно девчачий розовый цвет.
Оседлав снаряд и вцепившись в специально для нее прикрученные кронштейны, в зелёном гидрокостюме, с развевающимися мокрыми прядями волос, на торпеде с безумно-радостным выражением лица летела тётя Маша.
Костюм с нее, как обычно, сорвёт на полпути к цели, это её саму никакая сила не может отодрать от того, во что она вцепится руками и ногами.
Я не видел всё лицо, верхней частью скрытое под электронными очками, но улыбка была такой широкой, что занимала добрую половину экрана.
— Она же должна взорваться при контакте с целью? — кричал я в планшет, сильнее вцепляясь в руль.
— Именно! — Маша вскинула руку, как бы ловя ветер. — Мы проскочим полигон, отметимся на радаре, а дальше нам поставили мишень — старый танкер в бухте. Но там… — я увидел на экране ту самую улыбку, которой, если верить придворным анекдотам, она одарила молодого царя Петра Алексеевича, набивая тройной заряд пороха в первую пушку Демидовского завода (разорвавшуюся), — …там еще и система ПВО!
Как и предполагалось, зенитки открыли огонь. Как не предполагалось, осколок прошил очки виртуальной реальности, попав Маше точно между бровей.
— Запиши время смерти! — успела крикнуть она, прежде чем вместе с торпедой врезаться в танкер.
Когда я вернулся в подвал, рыжеволосая, стриженная под каре с челкой, Маша уже сидела за столом, завернутая в бабушкин оренбургский платок, и пила холодное вчерашнее какао. Тогда мы о нём позабыли, а теперь это жидкая гадость. Но она пила.
— Девять минут сорок секунд, — бросила она, взглянув на мой остановленный секундомер. — На двадцать секунд быстрее, чем в 1949-м после ядерного испытания!
— Маш… — я сел рядом. — А если бы тебя взяли в плен? Или заперли где-нибудь, заставляя работать и проводя над тобой опыты?