Я иду с тобой. (Всем.) Извините меня… Вы, конечно, понимаете… (Веронике.) Я иду.
Вероника ушла. Марк уходит за ней.
Нюра. Ревнивая ему досталась, от такой не убежит.
Антонина Николаевна. Какая отвратительная сцена. Я даже испугалась.
Нюра. Да нет, она добрая. Если бы я своего Петьку с какой бабой застала, тут бы на месте обоих и придушила.
Варя. Зачем это вы, Антонина Николаевна, Мишу обидели? Как нехорошо сказали — «наелся»! Меня прямо в краску бросило.
Антонина Николаевна. Оставь меня в покое… Еще тебя недостает.
Нюра. Да уж, и без тебя тут много гавкали.
Варя. Он всегда с вами так хорошо разговаривал…
Нюра. Отлипни, говорят!
Варя. Ты сама молчи. Знаю, как ты хлеб вешаешь да сколько черным ходом уносишь.
Нюра. Ну, мы эти разговоры не первый раз слушаем. Считай за счастье, что ты не в магазине перед прилавком. Тут интеллигентная женщина сидит. Я бы тебе ответила — умеем, насобачились.
Варя. Съехали бы вы от меня, Антонина Николаевна!
Антонина Николаевна. С ума ты сошла! Куда я уеду?
Варя. Я на завод пойду работать. Там меня Варей звали. А вы придумали — Вава. Все равно как собаки лают: ва-ва! Ваша жизнь, может быть, и интеллигентная, но вы уж ею сами живите, а я не могу, не получается.
Антонина Николаевна. Перестань, тебе говорят. Меня сюда райисполком вселил, по ордеру, и ты из себя хозяйку не изображай.
Варя. Ладно… в общежитие перееду к девчатам, они пустят… Папаня с братом с фронта пишут: «Варвара, как ты там одна?» А я их успокаиваю… Папаня-то, уезжая, говорил… (Плачет.)
Нюра. Ну, навела тоску на светлый день. (Подходит к Антонине Николаевне, берет ее за руку.) Я пойду. Расклеилась вечеруха. Не тот вы народ подбираете, я вам скажу. Не тот. Хлипкие очень. А сейчас война — крепких надо под рукой иметь, своих. Колечко-то как блестит!.. На что оно вам, вы и так красавица. Уступите, а?
Антонина Николаевна. Господи, хоть бы Чернов скорее приехал… Спрятаться за него и утихнуть. Я так измучилась, Нюра, так устала… Извертелась, изломалась… Мне уж тишины хочется, покоя…
Нюра. Я сама по спокою соскучилась. Ведь на нервах живешь! Антонина Николаевна, на нервах! Несу хлеб, а сама оглядываюсь, будто воровка какая… Накоплю пятьсот тысяч и притихну. Вавка, не всхлипывай. Мы тишины хотим. Тишины, слышишь? Не всхлипывай!..
Декорация третьей картины. В комнате — Федор Иванович и Володя. Они сидят за тем же столом и продолжают беседу.
Володя. Впереди кино, чистое кино: на горизонте деревни горят, лес тоже полыхает, и люди бегут. Кино. Немцы на наш бугор психической атакой идут… Мы в окопах притаились… Вверху бомбардировщики воют… Слева, около леса, танковый бой идет… Мины свистят… Все, знаете, вокруг гудит, грохочет.
Федор Иванович. Ты стихи пишешь?
Володя. А вы как догадались?
Федор Иванович. Проник.
Володя. Ну так вот…
Федор Иванович. Гляжу я на тебя — такие, как ты, и мне в руки попадались в очень плачевном виде. Эх, мать ты моя! Что ж это война наделала! Пойми, кончится она, а горе-то, оно, знаешь, и после войны сколько лет эхом по земле грохотать будет!..
Володя. Ну, после войны мы поживем!
Федор Иванович. Отвоюем — потанцуем. Вот что, герой, давай матери позвоним. Она после уроков имеет привычку идти домой пешком. А это — минут сорок. (Идет к телефону.)
Володя. Почему пешком?
Федор Иванович. Время быстрее идет.
Володя. А у матери лекции во сколько кончаются?
Федор Иванович. Когда как… (В трубку.) Техникум?.. Ковалеву Анну Михайловну… Ага! Ну, как уроки кончатся, скажите ей, чтобы домой сразу ехала. К ней сын вернулся… Да, Вольдемар. (Повесил трубку.)
Володя. Ну вот, все испортили. Она теперь знать будет.
Федор Иванович. А тебе хочется, чтобы она от твоего сюрприза вон там, у порога, без сознания свалилась? Секретарша и та взвизгнула… Скоро освободится. Последняя лекция идет. Потерпи, герой… У меня тут кое-какое обмундирование есть — наведи красоту, переоденься. Как-никак новорожденный. (Достает одежду Бориса.) Тебе пойдет. Мой разве в плечах пошире.
Володя. Вот вы со мной разговариваете, а все о нем думаете.
Федор Иванович. Обо всех.
Володя. О нем особенно.
Федор Иванович. Не философствуй, герой.
Володя. Не зовите меня так, не герой я.
Федор Иванович. Грудь под пулю подставил — этого, брат, достаточно.
Володя. Ну, там такие чудеса делают!..
Федор Иванович. Читал.
Володя. А я сам видел.
Федор Иванович. Галстук по вкусу выбирай. Ты, наверное, пижон был?
Володя. Слегка. (Переодевается, из кармана что-то падает на пол.)
Федор Иванович. У тебя из кармана что-то вылетело.
Володя поднимает фотографию, прячет в карман.
Ого, женщина. Понятно.
Володя. Совсем не то.
Федор Иванович. Скромничай! Все вы по этой части ходоки хорошие!
Володя. Честное слово, не то.
Федор Иванович. Заливай-заливай!
Володя. Вот по секрету говорю: совсем этого не было.
Федор Иванович. Почему по секрету?
Володя. Неудобно как-то.
Федор Иванович. Чудак, очень удобно. Из такой войны чистым выбраться нелегко.
Володя (показывает фото). Это мама.
Федор Иванович. В молодости.
Володя. Почему? В сорок первом году снималась.
Федор Иванович. Да что ты!
Володя. Разве не похожа?
Федор Иванович. Нет-нет, узнаю, узнаю.
Стук в дверь.
Можно.
Входит Чернов.
Чернов. Если не ошибаюсь, Федор Иванович?
Федор Иванович. Он самый.
Чернов (здороваясь). Я администратор филармонии, где служит ваш племянник, Марк Александрович. Моя фамилия Чернов Николай Николаевич.
Федор Иванович. Очень приятно.
Чернов. Мне вдвойне.
Федор Иванович (Володе). Переоденься в той комнате. (Тихо.) Начальство племянника — сам понимаешь, неудобно выставить.
Володя ушел.
Чернов. Столько слышал о чудесах, которые вы творите у себя в госпитале.
Федор Иванович. Садитесь, пожалуйста.
Чернов. Благодарю. (Сел.) Простите, но я к вам с просьбой. Даже неудобно — в первый день знакомства…
Федор Иванович. Ничего-ничего, пожалуйста.
Чернов. Вы главный хирург госпиталя… Вероятно, вам не откажут предоставить госпитальную машину на некоторый срок?
Федор Иванович. Если понадобится, думаю, не откажут.
Чернов. Будьте добры, достаньте ее для меня. Филармонические все в разъезде. Позарез надо.
Федор Иванович. Это сложно… Как-то неудобно… Машины сейчас на вес золота… Каждый литр горючего экономят…