— Почему думаешь, что Марина?
— А кому еще в голову придет? Она и раньше звонила ни свет, ни заря! Сумасшедшая баба! Денег дашь?
— Нет.
— Ну ладно, старичок, би изи, пока я бизи, — грустным голосом сказал он и дал отбой.
Я услышал ее на следующий день, глубокой ночью, и голос был таким же хриплым, каким она звонила в первый раз после многолетнего перерыва.
— Ты что, опять простудилась?
— Вроде бы, но, кажется, не так сильно. Я часто простужаюсь в феврале, как ни стараюсь уберечься. Всегда жду февраля, ожидая простуды. А, переболев, жду весну. Раньше казалось, что с весной придет что-нибудь необыкновенно хорошее. Столько мечтала об этих днях неожиданного счастья, что моими мечтами можно одарить не одну тысячу человек. А теперь думаю — может быть, они не пропадут напрасно, а каким-то образом останутся в мире.
— Это, смотря какие мечты. А вообще мир потому такой хрупкий и ненадежный, что на треть состоит из несостоявшихся мечтаний и неосуществленный надежд.
— Мои мечты очень хорошие. Скромные и целомудренные. Так что я, наверное, останусь в мире после смерти.
— Может быть.
— И однажды ты вдруг почувствуешь мое присутствие рядом…
У меня вдруг, как тогда, на даче, пробежал по спине озноб.
…а это просто моя мечта задела тебя своим крылом. У тебя за дверью кто-то стоит.
— За какой дверью?
— За входной.
— Откуда ты знаешь?
— Чувствую. Может быть, это я сама стою? — Она засмеялась.
— Ты по сотовому говоришь?
— Что такое — сотовый?
— С тобой не соскучишься, — сказал я, и услышал короткие гудки в трубке.
На цыпочках подошел дверям, — глазка у меня не было, — и прислушался. За дверью явно кто-то был. Мне казалось, я слышу дыхание. Хотел крикнуть: "Кто там?", но во рту так сильно пересохло, что язык не шевелился. И очень страшно было услышать голос Марины в ответ.
Я простоял так минут десять, потом также на цыпочках отошел, достал из холодильника бутылку водки, и, стараясь не производить ни малейшего звука, выпил полстакана. Больше всего я боялся, что раздастся звонок — я бы тогда, наверное, умер от разрыва сердца.
Через час удалось уснуть, но я часто просыпался, казалось, что сквозь сон все-таки слышу звонок. Долго лежал с колотящимся сердцем. Но в квартире было тихо, только урчал холодильник на кухне. И опять засыпал.
Утром, отдернув штору, зажмурился от яркого света: густой пеленой падал снег, такой густой, что не видно было дома напротив. Где-то там, подумалось, под этим липким, мокрым снегом, по этой каше на тротуаре ходит и ходит Марина, то ли живая, то ли ее привидение. Ходит и мечтает встретить старых друзей, звонит им из автомата, разговаривает, и снова ходит, и день и ночь, и в зиму и в лето. Ходит и ищет свое несостоявшееся счастье, свою несбывшуюся любовь. А может быть, ничего не ищет, а просто ходит по тем местам, где когда-то что-то случилось, запомнилось.
Она еще звонила мне несколько раз, все время в шесть часов утра, но я не брал трубку. А потом звонки прекратились — то ли ей надоело звонить, не получая ответа, то ли она ушла в те далекие сферы бытия, из которых невозможно позвонить.
Лесной царь
Колю привезли в деревню поздно вечером. Его укачало в машине, он заснул и сквозь сон слышал, как отец нес его в дом, как его раздевали, укутывали одеялом и как бабушка громким шепотом сетовала, что ребенок уснет голодным. Ночью Коля просыпался, видел в окно луну, задевавшую верхушки деревьев, но ничего не слышал — в доме было абсолютно тихо. Он чувствовал, как в нем начинает шевелиться страх, и поскорее засыпал снова.
Окончательно проснувшись, Коля увидел прямо перед собой на стене смешную тень в виде толстого чертика с рожками. Чертик все время кланялся и взмахивал руками. Коля засмеялся, повернулся к окну и понял, что это вовсе не чертик, а его собственная рубашка: кто-то повесил ее на форточный крючок и она болталась на ветру. Он вскочил, побежал к окну, ощущая приятное тепло нагретого солнцем деревянного пола. Бабушка уже копалась в грядках, на деревьях орали птицы, а там, над забором, за небольшим полем, темнел огромный зеленый лес — такой же огромный, как в прошлом году, но только теперь совсем не страшный, совсем как продолжение их сада.
"Сегодня я обязательно туда пойду", — подумал Коля и стал быстро одеваться.
За завтраком он сразу заявил об этом. Родители переглянулись.
Вот мама закончит свои дела и сходит с тобой.
Столько ждать! Я хочу один, прямо сейчас!
Да пусть сходит, — вступилась бабушка, ѕ никуда не денется. Там нынче земляники много.
Ладно, только далеко в глубь не заходи, иди по самому краю, чтобы мы тебя видели.
Чтобы мы тебя видели! Чтобы мы тебя видели! ѕ кричал Коля на бегу, размахивая бидончиком. Не останавливаясь, он вбежал в лес и замер: его сразу обступили запахи, не известные ему ранее или совершенно забытые ѕ радостные, дурманящие и немного тревожные запахи. Он с удивлением разглядывал яркие ягоды костяники, причудливый узор трещин на старой сосне, лучи солнца, наискосок пересекавшие небольшую поляну впереди. Ему вдруг показалось, что это место он уже видел. "Наверное, оно мне снилось уже в прошлом году, когда меня сюда не пускали".
Дальше, за поляной, начинались ели. Там было темно и сумрачно, из-под густых лап тянуло сыростью, и Коля вдруг почувствовал, что не только он с радостным удивлением смотрит на этот чудесный лес, но и лес его разглядывает и словно думает: "Откуда он взялся, такой маленький и совсем мне незнакомый?".
Ощущение, что на него смотрят, было таким сильным, что он смутился, и, не решаясь идти дальше, сел на корточки. Стал обирать кустики земляники, запихивая ягоды обеими руками в рот и стараясь не смотреть по сторонам.
"А вдруг это волшебный лес? — Подумалось ему. — Здесь живут колдуны, лешие, водяные, которым служат серые волки и баба-яга". Он и сам не мог сказать, хорошо бы это было или плохо. С одной стороны, очень страшно, а с другой — как было бы здорово посмотреть на настоящего лешего.
Вскоре он вспомнил, что обещал принести ягод домой, начал собирать их в бидончик, и сравнительно быстро они покрыли дно. Время от времени Коля подносил бидончик к лицу и нюхал: запах был такой густой, что слегка кружилась голова.
— Кхе, кхе, ѕ вдруг услышал он над собой вежливое покашливание и, подняв голову, увидел стоявшего рядом странного человека, очень худого и очень высокого.
— Вы кто? — немного испугавшись, спросил Коля.
— Я местный житель, — странный человек слегка приподнял над головой кепку, — а вот вас я что-то никогда здесь не видел.
— Я к бабушке приехал. Меня зовут Коля. Я и прошлым летом был, но в лес почти не ходил, только два раза с мамой.
— Какое прелестное дитя! Что ж, очень приятно! — Худой человек опять слегка приподнял кепку. — А меня Иван Иванович. А фамилия Грибанов. Я здесь за грибы отвечаю.
— Как это — отвечаете?
— Смотрю, чтобы лучше росли, лучше прятались, чтобы их не обижали.
— Разве их можно обидеть?
— Да вот мальчишки часто мухоморы ногами пинают. А мухомор для леса очень важный гриб.
— Значит, вы вроде лешего.
— Ну что вы! Леший меня главнее, я только над грибами начальник. Скажу — высунутся, скажу — спрячутся.
— Но сейчас ведь нет грибов.
— Кое-какие уже есть. Строчки, сморчки. Сыроежки проклевываются.
— А над ягодами тоже есть начальник?
— Есть, вон он сидит.
Коля посмотрел и увидел, что совсем неподалеку сидит на пеньке старичок с седой бородой, с корзинкой на коленях, в большой и очень высокой соломенной шляпе, похожей на опрокинутое ведро.
— А он добрый? — с опаской спросил Коля.
— Конечно добрый. И детей очень любит. Поэтому и пришел посмотреть на тебя. У нас в лесу все добрые. Даже серый волк.
— Волк? Где же он? — Коля в ужасе закрутил головой во все стороны.
— Кто его знает? Где-нибудь зайцев гоняет.
— Я думал, все это только в сказках: лешие, серые волки.