– Нашла на болоте, – похвасталась Лунна. – Ходили позавчера за брусникой, а я на Беглом Камне мох поковыряла – и вот…
– А почему ты не…
– А я хотела, – предвосхитила вопрос Лунна. – Я отнесла её вождю Китту, а он сказал, чтобы я себе оставила – теперь, говорит, уже всё равно.
– Что всё равно? – успел спросить Трелли, но ответа не услышал – старик Тоббо начал свой рассказ:
– Никто не знает, сколько с тех пор прошло столетий – после того, как люди сожгли величественный город Альванго, альвам стало слишком горько считать прожитые годы… Но за тысячу лет до этого могучий воин Горлнн был владыкой Кармелла, неведомой нам обширной и славной страны, лежащей за пределами этого, чужого нам, мира. Он долго воевал и в конце концов взял под свою защиту земли всех соседних народов. Когда Внутригорье стало подвластно ему, Горлнна постигла великая печаль – он знал: за горным кольцом, окружающим его обширные владения, расположены богатые земли, но через перевалы вело лишь несколько узких и опасных троп, по которым невозможно провести ни всадников, ни боевые колесницы, чтобы на равных сразиться с вождями Внешних Племён. Горлнн хотел нанять подгорных альвов, чтобы те пробили тоннель сквозь горы, но они сказали, что всего золота Кармелла не хватит, чтобы расплатиться с ними. Тогда Горлнн решил живым лечь в свою гробницу, потому что жизнь без войны, сулящей победу, была ему не нужна. Но прежде чем он решился познать смерть при жизни, из-за гор к стенам Кармелла явился чародей Хатто, знаток древних заклинаний, которому, как и славному Горлнну, целый мир казался тесен…
Трелли посмотрел на Лунну и обнаружил, что девочка успела уснуть, привалившись к его плечу. Из детей, собравшихся вокруг костра, половину тоже одолевал сон. Старик то ли ничего не замечал, то ли ему было всё равно, слушают его или нет. Лучше было не слушать… Любое напоминание о великом и давнем прошлом альвов наполняло сердце горечью – небольшой холм, окружённый со всех сторон непроходимым для людей болотом – всё, что осталось от великого царства Альванго, в пределы которого люди когда-то давно могли ступить только с медным ошейником раба. И вот эти полторы дюжины юных альвов – всё, что оставит будущему некогда великий народ. Есть ещё два малыша, едва научившихся ходить, которые спят сейчас в землянке, но они – последние… Они последние, потому что никто не хочет больше продолжения рода, который всё равно обречён. Так говорят, но в это не хочется верить. Слишком тяжело быть одним из последних…
– …и он сказал: не важно, что изобразит его кисть. Вокруг бесконечное множество невидимых миров. Как бы краски ни легли на полотно, за гранью холста откроется иная земля, и мудрецы альвов издревле хранят заклинание, отпирающее вход. И Горлнн приказал построить ворота посреди поля и натянуть в их створе полотно, а Хатто взял кисти и краски из тёртого камня. Прошёл лишь день, и за воротами показался белокаменный город с высокими стенами и широкими площадями. На узких улицах застыло множество странных существ, похожих на альвов, только кожа у них была смуглее, и сами они казались медлительными, шумными и неуклюжими, как болотные жабы…
Про жаб, наверное, старик добавил от себя… Скорее всего, в славном Кармелле не было и быть не могло никаких жаб – это здесь почти нет иной пищи, кроме жабьего мяса, которое, даже сдобренное диким чесноком, продолжает отдавать тиной. Хорошо хоть, вчера охотники наткнулись посреди болота на полудохлого заблудившегося оленя и смогли дотащить до землянки Тоббо. И старик так разговорчив сегодня, потому что сыт…
– …все воины Горлнна. Их было множество – тысячи и тысячи. Жёны и дети воинов уселись в повозки, запряжённые мандрами, и их вереница несколько раз опоясала стены опустевшего Кармелла. Чародей Хатто произносил заклинание – оно было подобно долгому плачу, и город, изображённый на полотне, начал постепенно оживать. А когда из ворот потянуло тёплым ветром, Горлнн первым пересёк границу, за которой начинался этот мир, мир людей, который тогда казался лёгкой добычей, а стал вечной западнёй для альвов…
Западнёй для альвов… Странно – старик никогда не говорил об этом так. Раньше горечь в его словах появлялась, когда рассказ доходил до осады людьми Альванго и истребления альвов в Серебряной долине, когда с юга пришли орды неведомых медноголовых варваров. Наверное, Тоббо стал совсем плох и предчувствует, что жить ему осталось недолго. Шутка ли – коптить небо четыреста с лишним лет… Редкие из женщин доживают до такого возраста, а мужчинам вообще положено быть воинами и погибать молодыми…