— Никто мне ничего не рассказывал.Я помню об этой системе из моей прежней жизни, — солгала Хейвен.
Розиер снял очки. Без них его глаза показались Хейвен маленькими, плоскими и скучными, как серая галька.
— Я понимаю, к чему ты клонишь, Хейвен. В ОУ всегда существовали члены, которые были готовы злоупотреблять деятельностью общества. Но оно предназначено не для того, чтобы служить для кого-то нянькой. До сих пор мы придерживались такой точки зрения, что все, что члены общества делают со своими счетами, — их личное дело. Видимо, этот порядок придется менять. Похоже, под руководством Падмы коррупция вышла из-под контроля. Нельзя позволить, чтобы злоупотребления удерживали от вступления в общество таких людей, как ты.
— А почему для тебя это так важно? — спросила Хейвен. — Я ничего особенного собой не представляю.
У Адама ее слова вызвали бурю возмущения.
— Это не так, Хейвен! У тебя потрясающие таланты, которые ты до сих пор не могла претворить в жизнь. Я видел, на что ты способна. Я нисколько не сомневаюсь, что с нашей помощью ты сможешь стать одним из самых выдающихся модельеров в мире!
— А откуда тебе известно про мои таланты?
— По правде говоря, я с тобой уже давно знаком. На самом деле я был здесь в тысяча девятьсот двадцать пятом году, когда ты впервые вступила в общество. Мы были друзьями.
— Вот как?
Хейвен покопалась в памяти, но не смогла припомнить никого, хотя бы смутно напоминавшего Адама.
— Я не удивлен, что ты не можешь меня вспомнить. Меня всегда забывают, — проговорил Адам печально. — Но боюсь, все это подводит нас к одной не слишком приятной теме, которую нам бы следовало с тобой обсудить.
— Этан Эванс?
— Да, — кивнул Адам. Его невозможно было удивить. — Понимаешь, в то время я был знаком с вами обоими. Этан был обаятелен и очень умен. Но у него не было ни малейшего проблеска совести. Он использовал людей ради своего удовольствия, ради своей выгоды, и ему было плевать и на их чувства, и на их жизнь.
Доказать, что Этан повинен в смерти доктора Стрикленда, так и не удалось, но не я один уверен в том, что это было дело рук Эванса. Он в те годы был очень опасен, Хейвен. Точно так же он опасен сегодня. Истинная сущность человека не меняется от жизни к жизни. Если люди хоть немного меняются, то — увы — к худшему.
Розиер сделал паузу, а потом продолжил свой рассказ:
— Я буду откровенен с тобой, Хейвен. Я знаю, что Этан вернулся в мир. И я знаю, кто он в нынешней жизни.
— Кто же? — дерзко спросила Хейвен.
— Йейн Морроу.
Хейвен ахнула. Она была уверена, что Адам блефует.
— Откуда ты зна…
— Не так давно мне на глаза попалась фотография, на который вы сняты вдвоем. Я прекрасно знаю о том, как сильна связь между вами. Я знаю, что тебя к нему тянет. Но я обязан предупредить тебя, Хейвен. Тебя тянет к плохому человеку. Для тебя он так же опасен, как для всех остальных. Это он устроил пожар, в котором погибла Констанс. И тебя он тоже убьет, если ты дашь ему такую возможность.
— Не верю, — покачала головой Хейвен.
Адам посмотрел на нее так, словно она представляла собой нечто драгоценное — такое дорогое для него, что он не хотел делать ей больно.
— А когда он окажется за решеткой, ты мне поверишь? — спросил он.
— За решеткой? — переспросила Хейвен. Ее голос от испуга стал хриплым.
— Вчера в полицию обратилась одна женщина из Лос-Анджелеса. Она дала показания о том, что Йейн Морроу и Джереми Джонс в ту ночь, когда Джереми исчез, подрались. Она утверждает, что видела, как Йейн сбил Джереми с ног, и тот больше не поднялся.
— Эта женщина лжет. Джереми умер от передозировки наркотиков.
— Нет, Хейвен. Вчера были опубликованы результаты вскрытия. Он умер от удара тупым предметом по голове. Кто-то стукнул его по макушке камнем.
— Откуда тебе все это известно?
— Я же тебе сказал: у нашего общества — большие связи. Если что-то происходит с кем-то из наших членов, прежде всего звонят нам.
Хейвен была просто шокирована. У нее не было слов. Она устало опустилась на скамейку и уставилась вдаль. Внутри у нее закипала буря. Разочарование и гнев соединились между собой и образовали жуткую силу. Хейвен боялась, что не справится с этой стихией.
— Ты расстроена, — сочувственно проговорил Розиер, сев рядом с ней. — Прости. Мне не хотелось быть тем, кому придется сообщить тебе об этом.