Посреди стола возвышался объемистый глиняный кувшин, а перед каждым из сидящих за столом стоял стакан из толстого стекла.
— Привет, друзья, — поздоровался Космаец и, кивнув на кувшин, спросил: — Можно и мне прополоскать горло этим напитком?
Все как по команде повернулись в его сторону.
— Эге! Это Космаец или его тень? — громче всех выразил свои чувства Никола Бранкович, командир второго батальона, высокий мужчина лет двадцати пяти, худощавый, с продолговатым лицом и узким длинным подбородком. Его большие черные глаза плутовски щурились. Он легко, как мальчишка, перепрыгнул через скамью, бросился обнимать Космайца.
— О тебе даже газеты пишут, а ты, как сурок, скрываешься где-то и боишься нос высунуть. Куда это годится?
— Зато ты прочно обосновался в тылу, — пошутил Космаец.
— Штаб мной дорожит и не посылает на передовую, — парировал Бранкович, ничуть не смутившись. — Не сомневаюсь, тебе после такого успеха еще один орден вручат.
— У меня и так достаточно наград.
— Достаточно? Э-э, ты не знаешь, что после войны орден любую дверь откроет. И чем больше будет орденов, тем легче будут открываться двери. Я видел одного русского парня, так у него двенадцать наград. А что мы с тобой? Имеем по ордену и уже нос задираем, как боснийская невеста перед свадьбой. Я рад, что хоть один человек в бригаде прославился на весь мир. О нас не каждый день в газетах пишут…
— Отпусти же, буйвол, ты меня удушишь, и я не успею получить новый орден, — взмолился Космаец. — У меня уже скрипят позвонки и трещат ребра. Теперь я догадываюсь, почему ты накопил столько сил.
— Ты близок к истине, — благодушно отозвался Бранкович. — Я не спешу отличиться. Быть около штаба совсем неплохо, но завтра-послезавтра, самое большее через три дня, мы с тобой встретимся там, где и положено встречаться бойцам.
— Тебе уже кое-что известно? — поинтересовался Космаец.
— Почти все, что знаю, высказал. Остальное объявят на совещании. Для этого нас и собрали. Вот и русские пришли. Значит, скоро начнется.
В комнату вошли пять советских офицеров. Все встали и шумно приветствовали их.
— Скоро начнется настоящая работа, — только и успел шепнуть Логинов Космайцу: русских позвали в другую комнату.
Совещание закончилось быстрее, чем можно было ожидать.
Прошло несколько минут, и все уже знали свою задачу, знали, что через несколько дней начнется наступление, которое так давно и с нетерпением ждали. У присутствующих вырвался короткий вздох облегчения. Видимо, им изрядно осточертело топтаться в окопах.
Привыкшие к походам, партизаны с трудом сдерживали свою необузданность, когда приходилось засиживаться на одном месте. Они, как перелетные птицы, тянулись к новым местам; угнетало их однообразие и особенно ограниченность действий.
Бранкович, выбрав подходящий момент, толкнул Космайца в бок.
— Я тебе говорил, что скоро меня обязательно выкурят отсюда, — сияя от гордости, заметил он. — Слышал, моему батальону поручили самую почетную задачу — первому прорываться?
— Главное, не кому поручают, а кто первый прорвется, — снисходительно ответил Космаец.
— Значит, ты не веришь, что мой батальон выполнит задание? — вспылил Бранкович.
— Верю и тебе и твоему батальону, но мой батальон…
Космаец не успел закончить фразу: назвали его фамилию.
— Космаец, встань, пусть тебя все увидят, — сказал командир бригады. — Ты у нас сегодня именинник… Мне позвонили из штаба дивизии и сообщили, что тебе присвоено звание поручника…
Все как по команде повернулись в сторону Космайца и восхищенно воскликнули: «О-го-го!»
— Что я говорил?! — забыв недавнюю обиду, закричал Бранкович, вскакивая и обнимая Космайца. — Ну, немного ошибся. Дали не орден, а звезду. С тебя причитается бочка вина.
— С меня причитается первым прорывать оборону, — ответил он.
— Это уж извини. Ведь решено, кому прорываться, а кому трофеи собирать.
— Так как для Космайца это сюрприз и он не готов нас угощать, — продолжал командир бригады, — то я приглашаю всех на ужин. Может, не скоро нам удастся вот так всем собраться вместе. А когда представится, может, мы кое-кого недосчитаемся в наших рядах, за нашим столом.
Космаец не слышал командира бригады. У него немного кружилась голова. Как мало человеку надо, чтобы он был счастлив! Всего лишь одна небольшая звезда на рукаве куртки — и он уже рад, словно получил неожиданный выигрыш. Сидя за столом, он не догадывался, что впереди его ждет еще сюрприз. Только потом, немного позже, когда ему будет очень тяжело, он с тоской и болью вспомнит этот на редкость счастливый вечер, когда сидел, окруженный друзьями, а за окном было холодно и моросил дождь. Жизнь мало баловала его, и теперь он всей душой радовался выпавшим счастливым минутам. Ему не хотелось ни есть, ни пить, хотя ужин был прекрасным для фронтовой обстановки. Сперва подали сливовицу в маленьких стопках. Она была крепкой, ее пили без закуски. Потом, по сербскому обычаю, — горячий пунш. За пуншем — куриный суп, сдобренный солидной порцией черного перца…