Перемешанные части 95-й и 134-й пехотных дивизий, обложенные советскими войсками вкруговую, в ночь на 15 декабря предприняли психическую атаку на совхоз «Россошенский», чтобы пробиться к селу Кривец и уйти из котла. Атаку фашистов приняли советские конники и в неглубокой балке за деревней Россошная вырубили более четырехсот фашистов. Но и покатый берег лога, по которому скатывались атакующие конные лавы, тоже был усеян трупами.
За реку Любовшу ушло общей численностью немногим больше полка гитлеровцев, у которых уже не было общего командования, и подразделения двигались, принимали бои или уклонялись от них сами по себе.
Вилли Бредель
ВСТРЕЧА ПОД МОСКВОЙ
Деревянный сарай за домом привлек к себе наше внимание. На старой двери светлели свежие планки, покореженные стены были местами тщательно заделаны. Но прежде всего бросался в глаза железный засов на двери и огромный висячий замок на нем. Если уж немцы нашли нужным наглухо запереть этот захудалый сарай, где его хозяин хранил, наверное, свои сельскохозяйственные орудия и всякий хлам, — то это, конечно, неспроста.
Взломать висячий замок оказалось невозможным, пришлось вырвать из двери засов вместе с замком.
Перед нами открылось голое, совершенно пустое помещение с немощеным полом. Слабый свет просачивался сквозь единственное оконце, до того маленькое, что и головы в него не просунуть бы, и все же оно было забрано железной поперечиной. Зачем же немцам понадобилось так надежно законопатить этот сарай? Что они могли там прятать?
Вскоре мы обнаружили, что именно. В одном углу лицом вниз лежал немецкий солдат, по знакам отличия ефрейтор; молодой, рослый человек. Озадаченные жуткой находкой, мы повернули убитого на спину. К искаженному страшной гримасой лицу прилипли волосы в сгустках запекшейся крови, левым полуоткрытым глазом умерший словно подмигивал нам. Вызванный санитар полагал, что солдат скончался совсем недавно.
Как он умер? Где? Здесь, в этой затхлой дыре? Видимо, его тут заперли… Кто его бросил сюда? В полутемном сарае мы ничего не могли установить, и тело солдата вынесли.
Затылок его представлял собой кровавую массу, на теле же зияли десятки ранений. Оно было буквально насквозь пробито металлическими осколками. Наш комиссар выразил предположение:
— Ручные гранаты.
Но как это могло произойти? Можно ли бросить гранату в этом помещении? И кто это сделал? Каким образом? Через это маленькое зарешеченное окошко? Дверь-то ведь была на засове…
На убитом остался опознавательный знак. Звали убитого Ганс Шпербер, был он ефрейтором 10-й роты 3-го батальона 162-го пехотного полка.
Среди захваченных документов немецкого батальонного штаба я обнаружил небольшую пачку писем, адресованных ефрейтору Гансу Шперберу; и еще: донесение батальонного фельдфебеля в штаб полка, что дневник ефрейтора Шпербера не найден, очевидно, украден. Известно же, что в дневнике были антигосударственные высказывания. Установлено тщательное расследование на основании указа 22261/39 III разведывательного управления от 24.22.1939.
Письма Гансу Шперберу, светло-голубые листки, исписанные крупным, твердым, чрезвычайно ровным почерком, в таких же голубых конвертах, были от некой Эльфриды Вальсроде из Берлина, Доротеенштрассе.
Я сунул всю пачку в карман и зашагал из расстрелянной деревни, через которую шли грузовики, танки и пешие красноармейские части. Жители деревни еще оставались, вероятно, в лесах, только одна маленькая, очень старая крестьянка стояла возле полусгоревшей избы и, когда проходили колонны красноармейцев, низко кланялась, потом снова застывала, пока не показывалась новая колонна. Тогда она опять крестилась и кланялась.
Я сел на первый попавшийся пень и погрузился в чтение писем, адресованных Гансу Шперберу, немецкому солдату, убитому при таких странных обстоятельствах.
Эльфрида Вальсроде, несомненно буржуазного происхождения, была, по-видимому, дочерью врача. Судя по письмам, она принадлежала к тем редким женщинам тогдашней Германии, которые имели собственное суждение о жизни, о людях, о войне. В одном письме, где она рассказывала о новом фильме с Густавом Грюндгенсом, игравшим Фридемана Баха, она пишет: «Его отточенная игра на этот раз нисколько не взволновала меня». И еще: «Его акценты и поведение в том или ином случае я уже на несколько секунд раньше предугадывала». А упоминая об очередном велеречивом выступлении Геббельса, она лаконично прибавляет: «Надоевшая шарманка. Пусть бы не задирал так нос!» Войну Эльфрида Вальсроде проклинала. Открыто писала, что не может без возмущения думать о войне, «этой немыслимой бойне народов», больше того, ей стыдно быть человеком XX столетия, допускающим войны, которые по своей жестокости оставляют далеко позади варварские кровопролития средневековья, это «сладострастное убивание». Нет, Эльфрида Вальсроде отнюдь не маленькая девчонка и не безмозглая гусыня.