«Нет, глупости, не пошли бы, а если бы пошли, догнали бы меня и заставили бы, как Зузанку… вести их… Нет, это не они, мне почудилось!.. Боятся нас… наших! Нет, надо идти, хватит отдыхать, обойду с Вепорской скалы… Выдержу… Должна выдержать, мама, должна!..»
Поднялась Мадленка, поправила мешок, платок завязала, прислушалась еще раз и сделала несколько шагов. Закоченевшие, как будто неживые, ноги вынесли ее на другую вершину, вынесли и на третью, на Вепорскую скалу, но уже на самой вершине подломились… Когда Мадленка падала, она ударилась головой о какой-то камень и покатилась вниз по крутому склону. Наконец, потерявшая сознание, она зацепилась за елки, росшие у самого Зузанкина колодца…
Долго ничего не помнила Мадленка, очень долго не понимала, что происходит вокруг.
А в это время многое изменилось…
Если бы ноги не отказали ей, если бы несли ее еще метров двести до хаты на Грбе, она бы пришла в партизанский штаб одновременно с десятником бригады десантников — Томашем Палтусом.
Мадленкин брат Томаш, который прилетел из Советского Союза в середине октября, так и не смог увидеть своих до самого конца восстания. Подразделение Томаша выступало тогда совсем в другом направлении, на Пылевую. В декабре, как и соединение Осмолова, Томаш застрял в Гандлях, и только теперь, через два месяца, его послали из освобожденного Балога к Вепорской группе на Грбе с приказом перейти линию фронта и присоединиться к Советской Армии. Из Балога послал Томаш привет домой, но не знал, успел ли Никита передать его, а Никиту немцы повесили в Межброде…
Может быть, радость встречи с братом придала бы Мадленке сил для новой тяжелой дороги через линию фронта…
Но она лежала в снегу и не знала даже того, что ночью пришла на Грб жена Майера и сообщила о застреленном партизане, о готовящемся походе против отряда и о том, что утром из Липовой по направлению к Паткошке уйдет автомашина с самим генералом Гёффле, который едет проверять восточные объекты.
Не знала она о бурном военном совете, на котором командир бригады Каличенко решил, что на рассвете все, как велит приказ, перейдут на Балог, но пятеро добровольцев останутся в засаде, схватят генерала и потом догонят остальных. Командиром этой группы назначили Володю Жолновского, с ним был и Томаш.
Утром, возможно, в то самое время, когда партизанские пули застучали по обшивке серого автомобиля, когда Йожо Майер от злости, что в машине генерала не оказалось, застрелил перепуганного шофера, а Томаш с Володей вытянули из автомобиля раненого капитана Штайнбуха, липовского коменданта, и вопящую фрейлейн Габи, возможно, именно в ту минуту Мадленка пришла в себя…
Она оперлась о локти и с трудом подвинулась. В глазах ее потемнело, и голова снова упала на снег. Закоченевшими пальцами она набрала немного снегу и приложила ко лбу.
Голове полегчало, в глазах прояснилось.
Где она?
Мало-помалу она начала все вспоминать. Только… Как же это? Было темно, ночь, а теперь светло…
Как же это?
Обо всем она вспомнила, и как упала, но что было потом?..
Дрожащими руками она прикоснулась к голове. Видимо, ударилась и потеряла сознание. Надолго?
Она посмотрела вверх.
Небо было затянуто серыми снеговыми тучами.
Мадленка терзалась. «Что, если я лежала тут весь день?.. Что, если долго еще не приду к нашим?..»
Она села и посмотрела вокруг себя.
Над головой ее чернел верх Вепорской скалы, под ногами, на дне Грбской долины, торчали сероватые неподвижные бугорки — заснеженный редкий молодняк. С места, на котором сидела Мадленка, пастушья хата казалась маленькой потерянной шкатулкой. Неизвестно, когда Мадленке на ум пришло это сравнение — сразу же или потом, когда она убедилась, что хата пуста, — найденные шкатулки чаще всего бывают пустыми…
Из трубы не шел дым, а Володя с грустной и злой усмешкой рассказывал, что только в дровах нет у них недостатка! Во всей долине никого, никого не было видно, никто не сторожил хату, во всей долине не было видно никого, кто бы носил воду, рубил дрова или просто сидел, стоял, ходил… Всюду пусто, тихо…
Мадленка глядела вниз, напрягая зрение, слух.
Теперь она знала, что ночью никто за ней не шел, она поняла, что к ребятам в хату кто-то уже принес важную весть, потом решила, что все рассыпались по лесу и собираются уходить, подумала, что некоторые, возможно, будут близко, и успокоилась.