— Все ты понимаешь, Дунчо, — сказал Папарчик, — вот только говорить не можешь.
«И правильно, что я отправил своих к сестре, — подумал он. — Там с людьми им легче выдержать. И у меня руки развязаны».
Ему было неспокойно, пока жена и дочь с внуком оставались здесь. От ужаса замирало сердце, стоило лишь подумать, что будет, если, сняв партизанские дозоры, сюда нагрянут немцы и застигнут его врасплох. Одному-то проще, в случае чего успеет удрать. Вон за ручьем лес — рукой подать. Куда хуже было бы спасаться всей семьей. Это уж точно. Что б он мог сделать? Немцам распрекрасно известно, что партизаны пользуются поездом, знают они и о нем, Папарчике. Уж немцы его не помиловали бы, да он и не стал бы просить пощады. Ни за что.
Он огляделся по сторонам. За горами гремели орудия, высоко в безоблачном небе сверкающей точкой плыл самолет.
— Русские… — с надеждой выдохнул он. — Скорей бы приходили. — «И охота еще немцам воевать, — подумал он, качая головой. — Уж сколько тысяч километров назад отдали… А все им неймется, еще и в горы лезут».
Ветерок донес с края долины, где уже оголились склоны и косогоры, запах оттаявшей, ожившей земли. Папарчик глубоко вздохнул и улыбнулся. «Близится весна, скоро и войне конец. Наконец-то заживем по-человечески».
Он из-под ладони оглядел склоны гор:
— Снега много навалило. Мало сена будет. — И махнул рукой. — Обойдемся. Лишь бы немец не вывозил на запад. Без воров и малым обойдемся.
Вдруг ему почудился стук приближающегося поезда. Он поспешил в дом, снял с плиты большую кастрюлю с картошкой. Каждый день варил он полную кастрюлю картошки и потом на поезде отвозил к партизанским дозорам, чтобы те поели горяченького.
Папарчик взял кастрюлю и вышел. Поезд на самом деле приближался.
— Хорошо, что Грубош в паровозе толк знает, — улыбнулся он, — все ж помощь.
Паровоз с вагоном, в котором прежде в летние месяцы возили туристов в курортный поселок в горах, остановился как раз перед Папарчиком.
Папарчик поставил обжигавшую ему руки кастрюлю на скамейку и вытянулся по стойке «смирно».
Грубош помахал ему рукой, соскочил с паровоза и, улыбаясь, поздоровался. Из вагона вышли четверо партизан, один из них — начальник штаба отряда, майор Янчура.
Майор достал из кармана плоскую бутылку и подмигнул Папарчику.
— Мы тут вспомнили кой о чем, — сказал он и, не спеша пересчитав стоявших вокруг, обратился к Папарчику: — Принесите шесть стопок.
Светлые глаза его под белесыми бровями сияли. Папарчик пожал плечами: «Чего там у них?»
— А ну, какой сегодня день? — спросил майор с напускной строгостью.
— Не знаю, ей-богу, не знаю, — покачал головой Папарчик.
— У вас ведь именины, Иозеф, сегодня, черт побери, — хлопнул майор его по плечу, снял с головы фуражку, тыльной стороной ладони вытер вспотевшую лысину и поправил красную ленточку над козырьком.
Папарчик всплеснул руками:
— Верно! Поди ж ты — забыл и про именины! Он распахнул дверь:
— Заходите, пожалуйста!
В кухне на стене висела большая салфетка с вышитой надписью: «Гость на порог, бог на порог», здесь было уютно и тепло. Папарчик расставил на столе стопки, но когда майор собрался было уже наливать, остановил его.
— Нет, сегодня я угощаю, — воскликнул он, достал из буфета темную бутылку и налил всем.
Майор поднял стопку, посмотрел на свет и спросил:
— На травах?
— Да, — кивнул Папарчик, — на горечавке настояна. Хороша, ей-богу…
Он пригладил волосы и, смущенно улыбаясь, добавил:
— Сам не похвалишь, никто не похвалит.
— Ну, твое здоровье, отец, — поднял стопку майор. Они чокнулись, выпили и уселись.
Маленький, коренастый Иожо Мрнчо похлопал Папарчика по плечу.
— Я тоже Иозеф.
Папарчик налил еще, и Янчура торжественно поднялся.
— Разрешите нам, отец, — обратился он к Папарчику, — по случаю ваших именин назначить вас министром путей сообщения.
Папарчик со смехом отмахнулся, но майор назидательно поднял указательный палец:
— По поручению бойцов нашего отряда отныне назначаю вас министром железных дорог Чехословацкой Республики.
Папарчик снова засмеялся, а Янчура сел и продолжал:
— А ведь я почти серьезно говорю. Ведь это — единственная железнодорожная линия, — он показал глазами в окно на рельсы, — действующая на свободной от немцев словацкой территории, а вы — уже который месяц — единственный железнодорожник, служащий Чехословацкой Республики, который без простоев водит здесь поезд.
— Да здравствует министр! — воскликнул Мрнчо, и глаза его заблестели. — Ваше здоровье, пан министр!