Грубош нахмурился:
— К чертовой матери панов, у нас будут товарищи министры.
Папарчик с улыбкой взглянул на Мрнчо:
— Крепко же вас разобрало от моей водки.
— Да мне и капли довольно, — оправдывался тот, а Янчура ухмыльнулся:
— Маленький горшок быстрее закипает.
— Вечно меня ростом попрекают, — дернул плечом Мрнчо. — А я вам напомню: мал золотник, да дорог.
Папарчик встал из-за стола:
— Пойду яишенку соображу.
Вдруг все замерли и прислушались. Из долины донеслись пулеметные очереди. Дверь резко распахнулась, и с криком «Ребята, немцы!» в кухню ввалился здоровенный плечистый сибиряк Андрей. Подойдя к Янчуре, он отрывисто доложил, что эсэсовцы прорвались через партизанские заставы. Оставшиеся в живых партизаны еще яростно сопротивляются, и им срочно нужна помощь. Янчура вздрогнул:
— У нас же раненые в Махнатом!
— Поехали на поезде, — предложил Андрей.
Янчура кивнул и схватил его за плечо:
— Пулеметы есть?
— Есть два.
— Тогда в самом деле лучше на поезде. — И приказал: — Пошли!
Они выбежали из кухни, последним выскочил Папарчик и отвязал собаку: может, Дунчо убежит, когда немцы прорвутся сюда. Не то ведь пристрелят. Если пес и побраконьерствует в лесу, пусть его, сейчас это простительно. Не забыл Папарчик и про кастрюлю. Пригодится. Он отнес ее в вагон.
Партизаны Андрея устроились у окошек, и поезд тронулся. Папарчик прошел на паровоз. Грубош, который за время восстания научился водить паровоз, уступил ему место:
— Вы ведь мастер.
Поезд мчался как никогда. Мчался навстречу стрельбе. И когда выехал в долину, с поезда тоже стали стрелять. Никто бы не поверил, что маленький поезд, по прозванию «корытце», возивший когда-то туристов в Липтовские горы, может превратиться чуть ли не в бронепоезд. Пули легко пробивали его насквозь, и все же он атаковал! Ребята из группы Андрея вовсю палили из окошек, и немало немцев осталось лежать на островках грязного снега.
Не осрамился и Папарчик. Выбрав момент, он остановил паровоз и дал задний ход, а когда немцы вылезли на насыпь, стремительно рванул вперед. Поезд извергал огонь, словно семиглавый дракон.
Немцы обратились в бегство и исчезли из виду, а к поезду подбежали несколько партизан.
— Наших перебили всех, — проговорил один, — шестеро только нас осталось.
— Полезайте наверх, — помахал Папарчик, и партизаны быстро забрались в вагон.
Майор Янчура подошел к паровозу и сказал с улыбкой:
— Славно нас министр прокатил, выдадим ему медаль.
И тут на дороге показался танк, а под его прикрытием бежали солдаты в зеленой форме.
— Немцы! — крикнул Папарчик.
Янчура схватил автомат, но выскочивший из вагона Андрей потянул его за рукав:
— Давайте в лес!
Партизаны спрыгнули с поезда на насыпь и побежали к лесу, а оттуда открыли по немцам огонь.
— Надо раненых спасать! — крикнул Янчура, поняв, что Андрей ведет их к партизанскому госпиталю над долиной.
Спешил за Андреем и Папарчик. По пути они вспугнули глухаря. Поднявшись над вершинами елей, он полетел к поляне, где в землянках разместился партизанский госпиталь.
Их встретили вооруженные партизаны.
— Для обороны людей достаточно, — сказал Янчура, взглянув на Андрея.
— Пожалуй, — согласился тот, — министр и Грубош пускай тут остаются, а мы двинем обратно.
Мрнчо схватил Грубоша за рукав:
— У меня тут брат раненый…
— Ничего, — сказал Янчура, — и без тебя защитников хватает. А мы атакуем немцев. Не отдавать же им поезд.
Большая часть бойцов ушла с Янчурой и Андреем, остальные вернулись к раненым в землянки.
Папарчик подсел к железной печурке. Спина у него вся взмокла, а вот ноги закоченели.
— У нас всегда так, — проговорил лежащий на нарах у печи раненый боец, — от печки жар, от двери холод. Как повернешься спиной к двери — сразу мороз по коже.
Раненый говорил без умолку, будто нарочно, чтобы не слышать стрельбы. Скоро Папарчик знал о нем все: что он уже дедушка, что зять бросил его дочь, а ему теперь приходится работать за двоих — на текстильной фабрике и на своем поле.
— Меня зовут Порубен, — добавил он.
«Обманул его зять, дочь бросил, — подумал Папарчик, — в точности как у меня». И, схватив раненого за руку, он начал изливать ему свое горе:
— И мою дочь муж бросил. Бил ее за то, что детей не было, насмехался над ней. Не вынесла она этого — ушла из деревни совсем, у меня жила. Потом развелась с мужем, а через несколько месяцев объявила матери, что тяжелая она.