— Где повреждена дорога? — спросил Григорий.
— У Теплой.
— Сильно?
— Какой-то мостик.
— Когда?
— Сегодня ночью.
— Его уже починили или починят, пока мы дойдем, — сухо заметил Григорий. — У Теплой нет приличных мостов, из-за которых движение может остановиться на несколько дней. Пустячное повреждение.
У Юрка вытянулось лицо. Он-то мечтал о большой операции, в которой тоже примет участие.
Семен успокаивающе похлопал его по плечу.
Вскоре Юрко ушел; он даже не предполагал, какое смятение внес в мысли партизан. Знай он, что задумал Григорий, запрыгал бы от радости.
«Мостик, — размышлял Григорий, — мостик, который можно починить в два счета; немного бетона — и порядок, можно ехать дальше. А что, если настоящий мост?»
Юркино известие лишило покоя и остальных. Никто не произнес ни слова, но все думали о том же, смелый замысел не выходил у них из головы, не давал им покоя. Мост. Настоящий мост. Железная дорога далеко, и охраняется она не на шутку. И гор нет поблизости. А на восток идут тяжело груженные составы, в тихие осенние вечера свистки паровозов доносятся даже сюда. Известно, что они везут и как важна эта Кошицко-Богуминская линия. Черт побери! Открытой атакой не добьешься ничего; пока они достигнут полотна, их десять раз перестреляют. Вокруг одни голые поля; правда, выше, в горных ущельях, железную дорогу охраняют целые сотни серых мундиров — немцы знают, где наиболее уязвимые места. А тут, в долине, охраны раз в десять меньше, считают, что здесь они в безопасности. Может быть, и удастся.
— Что ты все ходишь, Григорий? — закинул удочку Ондриш. — Все ходишь, думаешь… О чем?
— Небось о том же, о чем ты думаешь сидя, — не оглянувшись, ответил Григорий.
— Вот здорово! Если двое об одном задумались, то наверняка что-нибудь да придумают.
— А если трое? — подал голос сержант Михал.
— А если четверо? — подхватил Антонин.
— Считай, что все семеро, — улыбнулся Семен.
Все рассмеялись.
— Молодец парнишка, что прибежал, — заключил Петер, — принес нам настоящую работку. А то давненько ничего стоящего не было. Только и знаем, что щупаем немца исподтишка.
— Потерпи малость, еще запаришься, это ведь только начало, — серьезно пообещал Григорий.
Партизаны шутили, не подавая вида, насколько захватила их мысль о предстоящей операции.
Едва стемнело, они поднялись на вершину Ястреба, откуда было видно далеко вокруг. Здесь уже тянулись заросли стланика да торчало несколько кривых елочек, исхлестанных ветром. Тут обычно стоял дозорный и следил, не подает ли Янко из Галона сигнал об опасности, не идет ли дым из трубы его дома.
Они не уселись в кружок, а разбрелись по поляне. Ондриш, забравшись в заросли стланика, устроился на камне. Остальные улеглись под елочками, посасывая сигареты. Было прохладно — на этой высоте под вечер и в июле застучишь зубами от холода. Но что таким парням октябрьские холода! Сплюнут раз-другой, вдохнут воздух полной грудью и уже с холодом заодно — и не замечают его, подпускают к себе без боязни, не отталкивают его, и он ласков с ними, как женщина. Вот земля — другое дело, с ней не шути, надо как следует оглядеться, прежде чем лечь. Вон и Петер уже пересел повыше; там, где он было развалился сначала, земля рыхлая, сырая, его сразу пробрал холод, хотя брюки толстые, суконные.
Ясное звездное небо равнодушно к происходящему внизу. Да и те, что сидят на вершине Ястраба, не звездами любуются, их интересуют огоньки, что мерцают вдали, — Кошицко-Богуминская магистраль. Туда устремлены их мысли — они словно воочию видят, как рельсы огибают Ваг, по мостикам и мостам перебегают через ручьи и стремительные горные речки, которые разливаются весной, угрожая полотну: потому-то некоторые мосты могут показаться непосвященному человеку, незнакомому со здешней коварной природой, слишком длинными.
Петер смотрит на огоньки своей родной деревни и вспоминает жену, маленького Петрика, который сейчас наверняка спит. А жена моет посуду или стирает. Руки у нее изъедены щелоком, как и в тот вечер, когда он забежал проведать их. Она так и села, увидев его в сенях. Он не сказал ей, где скрывается, как она ни выспрашивала. В деревне стояли немцы, и кто знает — вдруг бы ее стали мучить, а она бы не вынесла мучений и выдала. Так надежнее. Она собрала в узелок провизию, он поцеловал Петрика в лоб и исчез, прошмыгнув через сад, как ласка; никто его не заметил.
Они смотрят на редкие огоньки деревень, разбросанных по долине, но взгляды их неизменно возвращаются к тем далеким огонькам на железной дороге; из-за плохой маскировки со стороны они видны далеко. Там Кошицко-Богуминская дорога, важная коммуникация, связывающая оба фронта — Восточный и повстанческий — и арсеналы в тылу. Там друг за другом два моста, и если взорвать один из них, то движение прекратится на несколько дней.