— Товарищ Полевой… это я…
— Награба?
— Мы атаковали монастырский двор вместе с вами…
— И тем танком?
— Танк тоже был из вашей разведки…
Голос их разносился и затихал в рупорах сводов; они говорили шепотом, еще пребывая в дурмане и полусне только что законченного боя.
Монах вел их по лестницам, освещая зачем-то путь красным светом фонаря. Вскоре они очутились в трапезной, как бы в промежутке между святыней и монастырем. Приор в белой сутане стоял, словно застряв между жизнью и варварским процессом разложения, бег которого был внезапно остановлен. Контраст между монастырским воззрением и вторжением сюда Красной Армии, которая никогда здесь не называлась избавительницей, был для него наивысшей неожиданностью. Он оказался в огне логического мышления и перед необходимостью перебросить мост между собой и реальностью.
— С вами бог, — сказал он, как бы обращаясь к разбуженной из скал природе. И вдруг увидел искреннее, улыбающееся лицо Бориса Полевого; то, что казалось ему непостижимым, обращалось к нему естественным объяснением.
— От имени Красной Армии приветствую вас, отец приор, в монастыре, освобожденном от захватчиков.
Это были слова родные, взятые из праязыка, когда из чуда задержанного дыхания рождается первичный элемент жизни и объединяется с окружением в спасительном круге. Лицо приора, словно боясь встречи, мелькало между колоннами свода; его настороженность колебалась как пламя свечи, готовое потухнуть.
— Мы прибыли по приказу маршала Конева, чтобы спасти монастырь…
— Маршал знал об угрозе?
— Знал. Еще на той стороне Вислы…
Приор слушал с изумлением; ответ казался ему осязаемым видением; звук, свет, прикосновение не изменяют так лица, как изменилось его лицо, услышав эти удивительные слова.
— Вы, отец, боялись этой атаки?
— Боялся… и желал ее… — ответил приор, проведя рукой по лицу, словно стирая с него ночь, которая, уходя со стыдом, приносит ему день и боится допроса.
— Простите, капитан… мы живем на великих ветрах истории.
— Лишь бы эти ветры не унесли башню в небо!
— Неужели, капитан, так плохо?
— Война катится по наклонной плоскости, и нужно распрямляться, чтобы не упасть…
— Может, наклоняться нужно в направлении бега?
— Мы наклоняемся в направлении атаки, — сказал Полевой и улыбнулся той улыбкой, которая смывает с лица лихорадку и погружает его в новый пейзаж. За стенами монастыря колебалась земля и слышалось громыхание колес на дорогах, а здесь ощущалась бездна, дрожащая между огнями трапезной, готовая взорваться на той наклонной плоскости, на которой они стояли.
— Вы, отец, знаете, что немцы заложили здесь авиабомбы с подключенным взрывателем?
— Мы погасили пожар во дворе…
— Бочки с бензином зажгли для отвлечения внимания. Опасность скрыта глубже…
— Я предчувствовал это. Палач приходил, а я терпел его…
— Это уже в прошлом.
— Вы останетесь?
— Будем вместе, пока не найдем искру…
— Бикфордов шнур?
— Нет, это искра неизвестной формы и цвета, анонимная, как дьявол в неизвестной ипостаси.
— Прошу вас, будьте гостями монастыря; вы, капитан, займете почетные покои, с видом на небо.
— Благодарю, но я буду работать в подземельях. Если не найдем той искры, то у всех нас будет вид на небо…
— И вы еще можете смеяться?
— Я смеюсь над дьяволом, отец приор, его нужно спугнуть до полуночи… Как ваше имя, отец?
— А это обязательно?
— Меня зовут Борис…
— Отец Томаш, — назвал приор свое монашеское имя и наклонил голову.
Борис Полевой взглянул ему в глаза с прямотой, которая могла бы его удивить; но теперь все, даже невероятно странное, казалось естественным.
— Скажите, отец Томаш, вы не имели связи или встреч с партизанами?
— Никогда не имел…
— Это странно, что только теперь, с нами…
— Было однажды, в Кракове…
— Что же было?
— Партизан выкрал из костела на Скалке гранаты…
— И вы, отец, позволили ему?
— Позволил…
— И что?
— И предупредил его об опасности.
— А сейчас?
Приор вздохнул, будто сожалел о фразе запоздалой. Его вздох, направленный против разрушения монастыря, против затаившегося в подземельях дьявола, встретился с улыбкой Полевого, который был здесь сейчас кем-то вроде перекрещенного архангела с кропильницей для укрощения динамита.
— Вы, капитан, действуете от имени маршала Конева?
— И от имени прославленной божьей матери, которая хочет помочь католической божьей матери…