Межицан на польский манер приложил руку к конфедератке, потом пожал руку Логунова. Николай Иванович посматривал на Межицана доброжелательно, однако в глазах у него любопытство. Возможно, польский мундир, похожий на парадный, а не на повседневный полевой, вызвал скептическое выражение на лице сталинградца. Чуйков заметил настроение своего друга.
— Ян Межицан тоже сталинградец, как и мы с тобой. Командир танковой бригады. Верно я говорю? — переспросил он Межицана.
— Кстати, товарищ командарм, бригады, у которой одинаковый с вашей армией номер, — напомнил Межицан.
— Ну, тогда порядок в танковых войсках! — радостно воскликнул Логунов. — Но сколько же все-таки танков? И как скоро они смогут вступить в действие?
— Бригаде указан срок сосредоточения, и я уверен, что сегодня к двенадцати часам все машины будут на месте. — Генерал Межицан на миг задумался. Ему нужно было, как он понимал, дать этим людям абсолютно точные сведения, а не цифры, согласно штатному расписанию. Он знал, что по списку в его распоряжении восемьдесят две боевые единицы, но двенадцать танков в ремонте, и неизвестно, когда они возвратятся в свои подразделения. Ну да и не только это… — Если сегодня нужно вступить в бой, — продолжал Межицан, — то в полной готовности будут тридцать машин. Остальные нуждаются в частичном ремонте и пополнении экипажей. Возможно, через неделю нас догонят те, которые находятся на капитальном ремонте. Ощущаем острую нужду в горючем. Правда, командарм обещал подбросить горючее.
Все собравшиеся знали свои сегодняшние скупые возможности, как знали и то, что со взятием высоты Выгода или полуразрушенного фольварка не заканчивается операция. Главные бои впереди.
Чуйков раскрыл свой планшет.
— Прежде всего, где мы с вами находимся? — водил генерал-полковник пальцем примерно в том месте, где расходятся в разные стороны две реки — Радомка и Пилица. На карте они были почти рядом, но расстояние между ними равнялось приблизительно тринадцати-пятнадцати километрам. В этом районе и был тот плацдарм, который назывался студзянским. Полковник уверенно поставил на карте красную точку.
— Наши потери за прошлые сутки? — спросил Чуйков.
— Около ста человек. Из них тринадцать убитых.
Ян Межицан переглянулся с высоким полковником в польской униформе — командиром кавалерийской бригады: многовато. Бой за Вислой не затихал и сейчас, нелегко Логунову.
Полковник докладывал четко, показывая на карте пункты, которыми интересовался командарм. Видно было, что Чуйков не впервые слышит и о лесе Липна Гура, и о разъезде, и о фольварке. Знает, что происходило там вчера и позавчера. Не удивляли его и события последних суток. Атаки и контратаки. Вчера разъезд почти четыре часа находился в руках немецких гренадеров, однако ночью наши пехотинцы выбили их оттуда. Разъезд под обстрелом вражеской артиллерии и танков. С утра его бомбили. По данным разведки, в лесу за разъездом противник сосредоточил свыше тридцати танков. Пока он использовал их небольшими группами, пуская впереди «тигров». Ожесточенные бои идут за кладбище, которое находится под нашим контролем.
Наверное, генерала Чуйкова особенно заинтересовали слова о том, что кладбище на той стороне находится под полным контролем гвардейцев. Он подошел к стереотрубе. Полковник тоже поднял бинокль.
— Напротив кладбища словно бы какой-то островок, — сказал Чуйков.
— Да. И мы его оседлали в первый день. Основной рукав Вислы тут около девятисот метров в ширину. А от острова до противоположного берега примерно сто метров, и глубина небольшая…
— Какая именно?
— Саперы докладывали — полтора метра.
Чуйков оторвался от прибора. Подозвал Межицана.
— Посмотри и ты, генерал. Тебе тут воевать. Обрати внимание на кладбище. Оно на возвышении. Подступы заросли карликовыми соснами. Может, напротив кладбища и переправляться? Нужно хорошенько разведать…