После боя к нам подошел Кальгес. Он был бледен и весь трясся. Показал на свои теплые сапоги, переделанные из бурок повешенной им русской девушки. «Не хочу их больше носить, — сказал он, — все время напоминают мне о том самом!» Он подсел поближе и стал предлагать всем махорку. «Поверьте, я вовсе не думаю так, как говорю», — снова начал он. Мы переглянулись. Что с ним? «Да-да, — продолжал он, будто говоря сам с собой, — военное ремесло делает человека грубым. Никогда больше не буду я пачкать рук».
Никто ни слова не сказал в ответ. Смерть Тамма, видно, здорово напугала померанина. Страх обуял его. Он еще долго что-то бормотал и с собачьим выражением в глазах неуверенно поглядывал на нас.
Вскоре мы узнали, почему он так себя повел. Не русская пуля уложила обер-лейтенанта Тамма, а три немецких. Две засели в спине, одна — в затылке. А пуля, что я предназначал для него, так и не вылетела из дула моей винтовки.
Померанин не отходил от нас и все скулил. Но ему ничего не помогло. Через несколько дней и он последовал за Таммом. Стреляли в спину…»
Все это мне рассказал Альберт Мергес, и мы с ним тут же решили при первой возможности перебежать к русским. Но по закону подлости, как говорится, Мергес на следующий же день был ранен в плечо и отправлен в Киев, в лазарет. На прощание он рекомендовал мне не медлить и по возможности в тот же день сделать попытку сдаться в плен. Альберт назвал мне шесть товарищей из нашей роты, у которых были такие же намерения.
В один из ближайших вечеров я получил задание составить группу и пойти в разведку. Я выбрал шесть названных Мергесом солдат и присоединил еще одного — Альфонса Мильца, судетского немца, националиста-фанатика. Вышли ночью. Когда увидели русские посты, я заявил моей группе, что мы немедленно добровольно сдадимся. Нацист вскипел: шучу я, что ли? В ту же минуту без моего приказа двое схватили его и обезоружили. Ему сказали, если он посмеет пискнуть, это, безусловно, будет в последний раз в его жизни.
Так мы со своим пленником сдались в плен.
— Ну а дальше? Кто-нибудь из вас раскаялся? — спросил я.
— Раскаялся? — воскликнул Франц Ушерт. — Меньше всего, вероятно, нацист Мильц. В первый же час, когда комиссар предложил чай и сигареты, кое-кто из нас готов был зареветь. Мы не могли постичь того, что нас приняли не как врагов. Я рассказал комиссару об обстановке в дивизии, и мне было разрешено обратиться с воззванием к нашим солдатам. Наконец-то я мог открыто говорить обо всем и, не таясь, сказать своим товарищам, как им надо поступить. Надеюсь, что многие последовали моему совету и сдались в плен.
— А что стало с Эльфридой Вальсроде?
Франц Ушерт ответил не сразу.
— Полагаю, что она нашла единомышленников. И, я уверен, проявила больше мужества и решимости, чем многие наши мужчины.
— Вся надежда на таких людей, как Эльфрида Вальсроде, — сказал я. — Они могут спасти, и они спасут наш народ. Пока люди, подобные ей, живут и борются в Германии, еще не все потеряно.
— Жертва, принесенная Гансом, не была напрасной. Его поступок пробудил в нас эту страсть и силу сопротивления.
— То, за что погиб Ганс Шпербер и борется Эльфрида Вальсроде, победит, и победит непременно!
Вероятно, уже перевалило далеко за полночь. За деревьями пробивался первый снег зачинающегося утра. Мы медленно двинулись назад, к баракам…
Лето 1943 г.
Перевела с немецкого И. Горкина.
Збигнев Сафьян
ДО ПОСЛЕДНЕЙ КАПЛИ КРОВИ
Ночь, кругом черно, из окопов ничего не видно, завтра битва, и в ожидании ее солдаты не спят, вслушиваются в тишину, мысль о завтрашнем наступлении вызывает и страх, и надежду, и волнение. Думая об атаке, они видят поле, прошиваемое огнем. Интересно, а когда ранит, больно? Говорят, что не сразу, чуть погодя. А уж совсем дело плохо, браток, если ранит в живот. Так что не рубай перед боем. Ну а коли решился — не жалей, трескай до отвала. Оно, конечно, верно, — момент исторический, да тебе-то за эту историю дорого приходится платить. Такова уж солдатская доля. Интересно, кто пойдет первым? Ясное дело, первый полк и первый батальон…
В окопах роты Радвана капрал Граля свертывал самокрутку.
— Боишься? — спросил он сидящего рядом Козица.