— Где наши танки? — спросил Вихерский.
— Где танки? — опросил Радван Павлика, когда они залегли у Тригубова и от этой треклятой деревушки их все еще отделяла узкая полоска простреливаемого поля.
Поднявшиеся в небе немецкие самолеты спикировали на польские позиции, и над ними поднялись клубы черного дыма… Танки увязли… «Битва, как правило, состоит из событий, которые трудно предугадать», — любил повторять полковник Валицкий. В самом деле, невозможно было предугадать, что первый танк, въехавший на мост через Мерею (при грузоподъемности в 60 тонн), провалится и увязнет в трясине. Збышек Трепко, видевший все это из своей машины, был уверен, что он бы наверняка проехал, но второй танк тоже увяз, а когда на мост въехал третий, кругом стали рваться снаряды. Немцы обстреливали переправу. Показались самолеты. Збышеку стало ясно, что он находится под огнем и что ему совсем не страшно; он видел клубы дыма над Ползухами и Тригубовом, там сражался его отец, он гнал от себя эти мысли, но не думать не мог. Он не раз видел этого человека издалека, так и произнес про себя: «Этого человека…» Не хотел признаться перед собой, как приятно было ему впервые увидеть его во время занятий в Сельцах. Потом они виделись часто… После присяги встретились в перелеске, шли навстречу друг другу. Отец подал ему руку и угостил папиросой. Надо было… Как мог «этот человек» столько лет… столько лет…
Недалеко от танка взметнулась земля. Фонтан дыма черным опрокинутым конусом поднялся вверх… И снова — ни малейшего чувства страха. А вообще-то когда человек начинает бояться?
На «газике» подъехал запыхавшийся капитан.
— Танки через мост под Ленино! — кричал он. — Через мост под Ленино…
Бывший лесник капрал Граля погиб, когда они ворвались в пылающее Тригубово. Выскочил из-за дома, и в тот же момент его увидели два немецких автоматчика, которые еще отстреливались в соседнем доме. Он заметил их слишком поздно. Выстрелил, но те его опередили; он даже не почувствовал толчка, только небо и земля вдруг поменялись местами. «Вот и меня», — подумал он и понял, что это конец. Решил лечь так, как подобает умирающему, захотелось курить. Увидел Козица, который тоже выскочил из-за дома и метнул гранату. Изувеченных осколками немецких автоматчиков уже не было. Козиц склонился над ним.
— Дай затянуться, — попросил Граля. — Сбегай, табак в палатке.
Козиц свертывал самокрутку, но табак, как назло, все время рассыпался, аж капрал Граля разозлился:
— Даже сигарету свернуть не умеешь.
— Я сейчас вызову санитаров, — бормотал Козиц.
Граля усмехнулся и застыл с самокруткой в зубах.
Погиб в Тригубове и стрелок Оконский, когда к деревне уже подходили немецкие танки. Он и Шпак, укрывшись за амбаром, увидели подъезжающего «фердинанда». И впервые так близко. Их учили в таком случае пускать в ход гранаты, и Шпак, не задумываясь, метнул одну, за ним и Оконский. Сбоку отозвалось бронебойное ружье. Танк завертелся на месте точно жук, а из-под его гусениц вырвались языки огня и клубы дыма. Оконский поднялся, хотел что-то крикнуть, так, во всяком случае, показалось Шпаку, и в тот же миг упал, сраженный пулей. Немецкие танкисты выскакивали из машины. Шпак, продолжая лежать, выстрелил трижды и сбоку услышал стрекотание пулемета. Он целился в людей сосредоточенно и с толком: чуть пониже головы, в грудную клетку, потому как в голову легко промахнуться. Но приближался уже второй немецкий танк, пулеметы разрывали воздух, он склонился над Оконским и решил оттащить его как можно дальше, чтобы сдать санитарам. Этот парень из Влодавы был не слишком тяжел, а Шпак не слабого десятка. Но Оконский был уже мертв, снаряд разорвал ему шею, и, пожалуй, даже не мучился, так как не знал, что умирает. Капитан Вихерский погиб в Ползухах во время немецкой контратаки. Вместе с несколькими солдатами они оборонялись в большом здании местной школы… Подразделения второго полка уже отошли за деревню, а они остались, их шансы пробиться к своим с каждой минутой таяли. Немцы открыли огонь из минометов. Осталось еще трое солдат и Вихерский, но боеприпасы были на исходе, а капитана ранило в голову. От этой проклятой раны, впрочем, не слишком опасной, зависела их жизнь. Он сел на пол, зарядил пистолет ТТ.
— Убегайте черным ходом в сад и попытайтесь пробиться, — приказал он троим солдатам.
— А вы, капитан?
— А я останусь здесь, — ответил Вихерский. — Это приказ! Ну!
Солдаты выбежали, он остался один. Ждал. «Так это так кончается, — думал он. — Так умирают. Нет, не страшно, совсем не страшно, — повторил он, — жаль только того, чего уже не увижу. А сколько всего будет после моей смерти! Завидую тому, кто после войны пройдется в мундире как ни в чем не бывало по Новому Свету и Маршалковской…»