— Что жуешь? — подсаживается к нему Николай, лишь теперь вспомнив, зачем уходил час назад.
— Сытый голодного не разумеет! — отвечает Виктор и машет рукой. — Во дворе за домом пекут картошку, я набрал полную пазуху… Ступай, и тебе дадут.
— Спасибо.
— Тогда лопай мою, паразит!
— Обойдусь…
Уловив что-то новое в поведении друга, Виктор перестает жевать и оборачивается к нему.
— Ты что?
— Ничего.
— Не валяй дурака, что случилось?
Николай не в силах устоять перед искушением. Оглянувшись, он шепчет Виктору в ухо:
— Советские войска уже здесь!..
Виктор привстает, ахнув, но тут же садится, придвинув к себе винтовку.
— За такие шуточки можешь и по морде схлопотать.
— Какие там шуточки, своими глазами видел!
— Во сне?
— На окраине. Но мне велено не распространяться.
— Почему?
— Мало ли какие у них соображения…
И он пускает в ход все свое красноречие, чтобы втолковать другу то, до чего сам додумался в последние минуты: война есть война, у нее свои законы, и несоблюдение их порой обходится слишком дорого.
Виктор молча слушает. Потом подает ему картофелину в тонкой надтреснутой кожуре, распространяющую чудесный аромат.
— На, жри!
Исходя слюной, Николай хватает ее — ну как устоять перед таким соблазном? — однако продолжает повторять:
— Разные могут быть у них соображения…
Мало оказать, что у Кузмана хорошее настроение — оно превосходное, если судить по его настойчивым попыткам просто улыбаться, а не сиять, что ему, конечно, не удается. Николай хорошо его знает, он сразу замечает перемену и удивленно спрашивает, не стараясь даже сохранять дистанцию:
— Тебя что, рукоположили в епископы?
Хмыкнув неопределенно — ирония его не задела, — Кузман присаживается рядом с ним.
— Ты что ешь?
— Картошку. Виктор угостил.
Виктор, не дожидаясь просьбы, сует руку за пазуху, достает картофелину и с гримасой сожаления протягивает Кузману.
— Возьми!
Кузман берет картофелину, старательно чистит, а сам все усмехается, качая головой и самодовольно бормоча:
— И с этим делом управились!.. Прижмешь их как следует — они и лапки кверху!
— О ком ты?
Николай спрашивает осторожно: есть у Кузмана манера не отвечать на вопросы.
Но на сей раз он разговорчив. Съев половину картофелины, Кузман начинает рассказывать — скупо, короткими рублеными фразами, словно рапортуя, — о вздорности некоторых офицеров, воспитанных по-старому, в духе преданности престолу, незыблемости сословных привилегий (им, офицерам, не по вкусу пришлось заявление нового правительства); о колебаниях полковника Грозданова — он вроде бы и на стороне народной власти, но только что назначенные генералы, тайные приверженцы группы «Звено» (с ними он связан личной дружбой), тоже близки его сердцу; о том, как мучительно шли переговоры с этой публикой и как они сдвинулись наконец с места, когда из Софии приехал уполномоченный ЦК, бывший политкомиссар врачанских партизан, и вправил им мозги.
— До того цветисто и смачно ругался, товарищи, вы себе представить не можете! Но прижмешь их как следует — они и лапки кверху! — повторяет Кузман.
Очевидно, это его излюбленная тактика, и он рад тому, что она подтвердилась на деле.
— Что же вы решили? — спрашивает Виктор с полным ртом.
Расщедрившись, он вытаскивает всю картошку, чтобы разделить ее поровну, однако для себя отбирает покрупней. Николай насмешливо поглядывает на него, а Кузман, занятый своими мыслями, не обращает на это внимания.
— Перво-наперво, рядовым солдатам разрешено формировать комитеты Отечественного фронта!
— В казармах? — недоверчиво спрашивает Николай.
— В казармах. А это значит, что теперь господам офицерам не удастся нанести удар исподтишка, наши не позволят. Потом они согласятся помогать нам вылавливать фашистских преступников, даже если они и военные! И нечего усмехаться, я прекрасно понимаю, что все это липа, но хорошо уже то, что они дали письменное обязательство. Кроме того, они сделают публичное заявление о своей поддержке платформы Отечественного фронта. Есть и другие пункты, связывающие их по рукам и ногам.
— И ты им веришь?
Кузман с досадой отмахивается.
— Ни я не верю, ни бай Георгий, и меньше всего комиссар. Ладно хоть улыбаются, нам бы время выиграть…
Виктор, ненадолго перестав жевать, многозначительно шепчет:
— Мы уже выиграли его…
— Как то есть?