— Если верить Николаю, советские войска уже в городе.
— О чем это он болтает? — спрашивает Кузман, хмурясь.
— Верно, советские войска в двух шагах отсюда, — подтверждает Николай.
— Ты имеешь в виду артиллеристов, что на Сарыбаире?
Теперь мрачнеют Николай и Виктор.
— Их уже видели, — продолжает Кузман. — Вот и девчонка тут одна, Петранкой ее зовут, рассказывала, как разговаривала с ними.
— И я с ними разговаривал.
— Почему они таятся?
— Приказ.
Кузман задумывается.
— Так мы и предполагали, — озабоченно говорит он, — раз они не торопятся обнаружить себя… Бай Георгий хотел было сходить к ним, да мы его отговорили. Еще не время.
Николай рассказывает о своем приключении на Сарыбаире, не упоминая о том, что его туда привело (вот бы ахнули, узнав про Русокосую, вот бы возмутились!). Кузман напряженно слушает и то и дело прерывает Николая, будто тоже ведет допрос:
— Только три пушки?
— Только три.
— И солдаты, говоришь, все молоденькие?
— Все, как один.
— Вот оно что! А об Отечественном фронте… Неужто не знают?
— Похоже, что нет…
Кузман озадаченно чешет затылок и поднимается на ноги. Затем он велит друзьям держать язык за зубами: обстановка сложная, может быть, советское командование не желает создавать себе дополнительные трудности.
— Ясно, не такие уж мы лопухи, — не без досады отвечают они.
Наконец Кузман умолкает, несколько смущенный собственной говорливостью, смотрит на них исподлобья и вдруг кричит:
— Чего это вы тут бездельничаете? Все носятся как ошалелые, все чем-то заняты, а они развалились на ступеньках и картошкой угощаются. А ну марш отсюда!
— Куда?
Его приказ оглушает их как гром среди ясного неба: Виктор должен немедленно отправиться в район Здравца, «взять» тамошний полицейский участок и привести его в боевую готовность. Николаю достается другой полицейский участок, что возле турецкой бани.
— Да, да, тот самый, что напротив твоего дома! Чего вы уставились? Надо действовать, пока враг не очухался!
— А если там кто-нибудь есть? — спрашивает Николай, почувствовав всю серьезность задачи.
Кузман теперь сух и деловит, очевидно, задача тревожит его не меньше, чем их.
— Ежели кто не сбежал, значит, у того нет грехов, тот пойдет с нами. И мы от таких не станем отказываться, как только начнем набирать людей в свою милицию.
— И оружие им оставить?
— Пускай остается…
— Чтобы они, улучив момент, разделались с нами, — говорит Виктор, закидывая винтовку на плечо. — К тем, кто служил в полиции, у меня нет доверия.
— Если будет нужно, мы и бывших полицейских впряжем! — убеждает его Кузман. — Теперь власть в наших руках, и мы должны проявлять гибкость.
Он уточняет детали: взяв участки, они сразу же сообщают об этом в областное управление дежурному телефонисту, затем выстраивают личный состав и вменяют ему в обязанность каждодневно выставлять наряды — охрану и патруль, поддерживать постоянную связь с городской управой, она тоже помещается в здании Областного управления, — командуют там Кузман и один студент; немедленно составляют опись оружия и снаряжения, тщательно проверив каждый уголок, начиная с подвалов и кончая чердаками; составляют списки сбежавших полицейских и заводят дело на каждого из них — что натворил, принимал ли участие в уничтожении коммунистов, где предположительно скрывается.
— А если кто попросит уволить его? — скептически продолжает Виктор.
— Обойдемся и без него.
— А я бы такого за решетку!
— Зачем?
— Чтобы не забыл, что служил в полиции.
— Нет, таким манером приверженцев не завоюешь.
— Ну а вдруг они окажут сопротивление, не захотят подчиниться?
— Тогда применяй оружие. Зовите меня, я вас одних не оставлю.
Николай с Виктором переглядываются с невеселой иронией, театрально козыряют «начальству» и расстаются.
К городу подкрадывается ночь. Дворы и дома окутывает фиолетовый сумрак. После бурных страстей, после стремительного вихря событий все постепенно стихает. Площади пустеют, движение замирает, робко, но неуклонно возвращается власть мирных звуков — ржаво повизгивает колодезный насос, торопливо постукивает топор (для очага нужны дрова). Порой хлопает дверца сарая в окраинном квартале, где иные бедняки держат коз. Со стороны Дуная веет ветерок, нежный, ласковый, освежающий, несущий запах дремлющих вод. Небо очистилось от облаков, зажглись первые звезды.
В штабе Кузмана собирается молодежь: Елена, Виктор, Николай, ребята из ремесленного училища, несколько добровольцев-дружинников — лица у всех умиротворенные, как после тяжелого, но благодарного труда. Впрочем, разве не такое же выражение было и на лицах советских солдат? По всей вероятности, по городу проследовали лишь вспомогательные подразделения — у многих солдат волосы с проседью, а то и совершенно седые. Колонна миновала центральные улицы где-то в начале восьмого. Солдаты ехали на пяти грузовиках, зажав коленками автоматы и винтовки. Они всматривались в лица встречающих, однако глаза их выражали усталость. И печаль — затаенную, но не угасшую.