— Кто это тебе оставляет?
— Да уж оставляют. Не без добрых людей.
Тетя Женя когда и знает, лишнего не скажет. Да и не так уж хотелось Вячеславу Ивановичу узнать. Ясно, что дела Борбосыча, а в них-то Вячеслав Иванович и не хотел вникать. Только прикинул для себя, что чистый выход из той полутуши кило сто, не меньше, да если из килограмма по десять порций, да за порцию рубля по два…
— Ладно, тетя Женя, спасибо тебе от Эрика. Гав-гав-привет.
— Другой раз заходи сам. А то как красна девица.
Мимо пробежала цыганистая Стеша, прыснула на ходу:
— Со старухами любезничает! Ой не могу, помру!
Тетя Женя плюнула вслед:
— Девицы нынче, тьфу ты, господи!
— Нашла девицу. Пробы негде ставить.
Вячеслав Иванович отнес мешок с пленками в раздевалку, еще раз пощупал — не потому, что сомневался в их происхождении, а чтобы прикинуть, как было выгоднее пустить лосятину. Холодной — вряд ли: в заливном специфический лесной запах скрадется; рублеными бифштексами неплохо бы или натуральными — это само собой. Но выход больше, если рублеными. Да, пожалуй, и жирновата лосятина для натуральных… А следует из этого, что не только со своими холодными закусками махинирует Борбосыч, значит и со сменщиками Вячеслава Ивановича дружно спелся. А реализация— через зал. Вячеслав Иванович живо представил всю механику: доверенный официант с многозначительной гордостью сообщает: «Только что завезли лосятинку, еще не успели вписать в меню». И начинаются ахи: «Прямо из леса! Настоящее мясо! Не помоями откормлены!» Хватают, кто и не пробовал никогда, кого потом будет воротить от запаха этого настоящего мяса из леса, — но заказ уже сделан… И снова сами собой закрутились подсчеты: чистый выход… да если из килограмма… да за каждую порцию… И очень было обидно, что хапают и не попадаются! Потому что, выходит, можно столько намолотить за один день легкой работы… Нет, Вячеслав Иванович предпочитал спокойный сон, но тем более обидно: Борбосыч со своими подручными стригут мешками капусту и точно так же спят в своих постелях, как честные люди, которые ради спокойного сна отказывают себе… И невольно мысль перекинулась на Зинаиду Осиповну Дубровицкую, на шоколадницу: пережила зиму сорок первого, эвакуировалась, может быть, и сейчас жива, а честные родители Вячеслава Ивановича умерли. Нет, не так просто обстоит дело со справедливостью.
А Борбосыч то и дело попадался на глаза — словно нарочно. Сел Вячеслав Иванович перекусить в весовой— она давно уже не весовая, потому что закладку теперь делают отдельно по цехам, а в бывшей весовой поставили столики для своих, и шкаф с поваренными книгами (директор, прозываемый Ходячим Параграфом, называл этот скромный шкафчик «библиотекой специальной литературы»!), и шахматы, но попрежнему зовется весовой, — так Борбосыч сразу же подсел, угостил бужениной своего изделия. И фирменный хрен у них хорош — на винном уксусе. Жалко, все удовольствие испортилось из-за едкого запаха Борбосыча. Неужели сам он не замечает? А как терпит жена? Сказала бы хоть она! И ведь есть способы очищения организма: голодание и тот же бег. Но Вячеслав Иванович советов Борбосычу подавать не собирался: поделом вору и мука! Если ОБХСС не может восстановить справедливость, пусть хоть сама природа наказывает!.. А Борбосыч потом еще бодро мелькал зачем-то в разделочной. Когда же Вячеслав Иванович уже переодевался уходить — тот тоже. Пришлось выйти вместе.
— Хорошо на воздухе! — потянулся Борбосыч.
Кто бы говорил про воздух! Вячеслав Иванович ничего не ответил, но Борбосыч не смутился.
— Здесь, и то. А в лесу! Ты не охотник?
— Нет.
— Зря. И для здоровья, и выгодно, между прочим. У меня друг лося отстрелил, а мясо принимают по четыре рубля, что ли. А в матером килограмм триста. Так можно же хоть каждую неделю: у него друг в охотин-спекции, там этих лицензий! И если на одну двух повезет завалить — тоже никто не заметит. Завалят — и сразу печенку на вертел! Мясо сдадут, а уж печенку — извините. Не хочешь съездить?
— Нет. Не люблю охоту.
— Зря. Или ты гуманист животный? А они, если хочешь знать, вредные: истребляют лесопосадки, так что на их отстрел план. А я поеду.
Вячеслав Иванович хотел было сказать, что от запаха Борбосыча все звери разбегутся, да не стал.
— А пес у тебя знаменитый — ему не хочется?
— Он служебный, не охотничий.
— Служебный — не служебный, все равно собака. Значит, хочется ей погонять зверя… Я и не видел ни разу твоего знаменитого. Ты ведь тут рядом живешь?
— Да.
— Показал бы, раз такой случай, а то мы редко идем вместе.