— Ваш собственный интерес здесь в чем? — Юрий решил говорить с банкиром на его языке.
— Мой интерес в длительной, но не очень кровопролитной войне. Пожалуй, я, как и многие другие, заинтересован в ослаблении Немецкого Союза, да и Англии. Банкиры зарабатывают на войнах, если они не кончаются полным разгромом их страны, конечно.
Банкир отбросил сигарету в пепельницу, поднимаясь.
— Пожалуй, господин Кондрахин, ваша мысль о том, что войну следует ограничить некоторыми рамками, разумна. Война, в которую вступят почти все государства Европы, может надолго парализовать весь финансовый оборот. Люди, интересы которых Вы представляете, и которые, по Вашим словам, достаточно могущественны, могут полагаться на нашу помощь. Вам нужны деньги?
Юрий тоже поднялся со стула и подошел к окну.
— Деньги потребуются лично мне. Для разъездов, мелких расходов. Немного, я говорил об этом. Важнее знать, на кого и чем я могу воздействовать, чтобы предотвратить вступление все новых стран в войну.
В Подорожный Приказ Кондрахин вошел ближе к вечеру, когда приказные дьяки уже готовились сложить бумаги. Предъявив референту чистый листок из блокнота, назвался майором Коллегии Охраны Безопасности и прошел к старшему по Приказу. Отдал ему фотографию со своего паспорта и приказал сделать новый, на другое имя. Через десять минут он вышел на улицу, унося в кармане паспорт на имя Пильзеня Игнатия Давтуровича, уроженца Москвы.
"Гипноз действует не хуже, чем ментальное воздействие. Сейчас в магазин, одеться, как подобает мелкопоместному шляхтичу Речи Посполитой, и можно искать ночлег, где не требуют предъявления документов". Но в московских гостиницах, как оказалось, у постояльцев документов вовсе не спрашивали, записывая их фамилии в журнал со слов, так что устроился Кондрахин со всеми удобствами без всяких хлопот.
Утром он посетил гостиный двор, выбрав представительство немецкой кампании "Унзель", производящей промышленные вентиляторы. На этот раз он не стал вести долгие разговоры. Моментально приведя в состояние транса и полного подчинения представителя кампании, он приказал тому отвезти себя в посольство Немецкого Союза.
В таксомоторе Кондрахин рискнул вновь применить свои ментальные способности. Он надеялся, что Теглегад, даже обнаружив астральный выброс, затруднится проследить его маршрут среди множества автомобилей. Для предпринятого им действия вполне хватало и двух минут.
Закрыв себя и таксомотор мыслезащитой, Кондрахин придал ей такую форму, которая позволяла установить мысленную связь с областями, лежащими вдоль берегов Немана. Нить его мыслей протянулась туда, отыскивая людей, о которых он знал только со слов Глузмана. Один — неподходящий, другой — не знает, третий… Третьего его мысль не обнаружила. То ли уехал, то ли — умер. Четвертый… Каким-то уголком сознания Юрий отметил, что его шофер нервно завертел головой. На дороге что-то происходило. Сзади громыхнуло, в зеркале заднего обзора отразилась вспышка пламени.
— Сворачивай при первой возможности!
Он успел получить ответ от четвертого своего полусобеседника. Полусобеседника — потому что Кондрахин использовал очень низкий уровень мысленной связи, такой низкий, что не всякий человек был способен даже осознать тот факт, что с ним вступили в контакт и о чем-то спросили. Человек давал ответ неосознанно. Это больше напоминало подслушивание, чем беседу, но Юрию было все равно, как его действие называется.
Теперь он знал, что ведуны отметили присутствие на Тегле сильного мастера, стремящегося к власти и разрушению. Его имени не знали, его мощь не позволяла противостоять ему в ментальных схватках, а обнаружить его физическое тело не удавалось. Зато теперь Кондрахину стало известно, через какие нити тащит Тегле-гад к пропасти всеобщего разрушения этот мир. Сплетение нитей находилось в Риме, а в центре паутины сидел, как насосавшийся крови паук, папа римский, Целестин Пятый.
Тем временем жизнь самого Юрия оказалась в руках водителя таксомотора. Обезумевшие водители встречных машин поочередно выскакивали на встречную полосу, выбирая себе цель для столкновения. Визжали тормоза, кричали в ужасе пешеходы, с лязгом сминался металл. Впереди них полыхнули пламенем автобус и пробивший его борт грузовик. Водитель таксомотора, защищенный Кондрахиным от воздействия Тегле-гада, сохранил трезвый рассудок. Он сумел увернуться от атакующего его в лоб автобуса — благо, широкие улицы позволяли такие маневры, — а затем направил машину в узкий переулок налево, пересекая встречное движение.
За долю секунды до этого Кондрахин успел заметить, откуда действовал организовавший массовое столкновение враг и назвал адрес водителю. Но, как он и ожидал, его встретила ничем не примечательная пустая квартира. Выяснять, кто в ней живет, он не стал, продолжив свой путь в посольство Немецкого Союза. Подчиненный его воле представитель провел его внутрь. Охранника Юрий обездвижил короткой командой, отданной правильно подобранным голосом. Интересовала его встреча с военным атташе, и он ее добился без промедления.
— Герр Пильзень, — немец коротко кивнул, — мне передали, что вы просите устроить Вам встречу с представителем военной разведки в Дрездене. Могу я поинтересоваться, чем вызвана такая необходимость?
— Я обладаю сведениями, что некое лицо, хранящее тайну своего имени, способно влиять на действия итальянского правительства и Святого Престола. Полагаю, разведке будет интересно, какие именно люди находятся под чужим влиянием и, самое главное, какие цели преследует это, не установленное пока, лицо.
Надежд на сотрудничество с немцами Юрий не питал. Он рассчитывал, раскрывая действия Тегле-гада то одной, то другой разведке, максимально осложнить его существование. Покинув посольство, где неуступчивый атташе в роскошной форме полковника внимательно выслушал все его речи, не дав на его просьбу ни положительного, ни отрицательного ответа, он встретился с Глузманом на площади Северной Звезды. Над площадью возвышалась колоссальных размеров мечеть, еврей ждал Юрия возле входа. Проходящие мимо мусульмане, почти все в халатах, отводили от иудейского носа историка глаза в сторону.
— Странное место ты выбрал для встречи, Моисей.
— Так если бы я знал, что ты придешь в европейской одежде, мы встретились бы на Красной Площади.
— Мы можем до нее пешком прогуляться, если тут не очень далеко.
— Недалеко. Идем. Как устроился?
Вежливо поблагодарив, Юрий сообщил о своем визите в посольство.
— Я собираюсь дать ту же информацию в посольства Турции, Франции, Англии, Швеции. Чем больше компетентных людей заинтересуются и начнут копать, тем лучше.
— Зайдем ко мне в университет, я распечатаю твое письмо в нужном количестве экземпляров. Что же ты будешь сам ноги топтать, раз для таких дел почту изобрели? Но ты хоть уверен, что в твоих сообщениях содержится зерно истины?
Они вышли на набережную, и Юрию открылась панорама Кремля. Немного иные стены, иначе выглядят башни, украшенные двуглавым орлом и полумесяцем, но это он, Московский Кремль. Моисей перехватил его взгляд.
— Похож?
— Похож, — вздохнул Юрий, — а истины в моих сообщениях больше, чем мне бы хотелось. Спасибо, что направил меня к Зеерману. Толковый дядя, обещал помочь.
— Денег он тебе дал?
— Более чем достаточно. И обещал кредит в любой европейской столице.
Беседуя, они проследовали через Красную Площадь, ничем не напоминавшую свое земное подобие, и углубились в паутину переулков Китай-города. Юрий держал постоянную мыслезащиту, даже не зная, в какой степени она сможет помешать Тегле-гаду его обнаружить. Напечатав письма — Моисей справился за несколько минут — они распрощались.
— Чутье говорит мне, что больше я тебя не увижу. Жаль, ты мне ничего про Землю не рассказал. Впрочем, и другие, кто знает о ней, тоже молчат. Лучше ли там люди живут?