X
Анархическое учение туго проникает в сознание масс, ибо его идеалы слишком туманны, а теоретики этого учения не в состоянии дать ясного представления об анархическом строе. По выражению Грава анархизм все еще только "хаос идей".
Лишь очень немногие мечтатели и фантазеры могут удовлетвориться теми пышными, но лишенными всякого реального содержания фразами "о свободной жизни свободных людей на свободной земле", которыми, в сущности, исчерпываются все данные о будущем анархическом строе человеческого общества.
Но человечество, как собрание живущих и страдающих людей, не может только мечтать. Оно нуждается в точных формулировках, в конкретном представлении. Обреченное вечно зависеть от мелочей своего быта, оно желает в реальных чертах представить себе тот фантастический мир освобожденной личности, о котором так увлекательно говорит анархистская проповедь.
Однако, вожди анархической мысли лишь смутно намечают путь к этому миру, ловко прячась за всевозможные "смелые взлеты мысли" и ненависть к закоченевшей догме.
"В основу анархического мировоззрения может быть положен лишь один принцип — безграничного развития человека и безграничного расширения его идеала" — говорит Боровой.— "Анархизм не знает и не может знать последнего, совершенного строя, успокаивающего все человеческие запросы, отвечающего на все искания. Сущность анархизма — в вечном беспокойстве, вечном отрицании."
Безграничное развитие человека заложено в основу жизни, это свойство жизни, и если анархическое учение сводится к признанию этого факта, то исчезает и надобность в самом учении. Если же его сущность сводится к вечной лихорадке и отрицанию ради отрицания, то оно не может быть светлым идеалом исстрадавшегося человечества, жаждущего покоя и счастья.
Практическая же программа анархизма сводится к необходимости полного разрыва с прошлым, к необходимости разрушения всего старого, дабы "голый человек на голой земле" (Андреев) мог начать свое неведомое миру, строительство.
В воспоминаниях Мечникова есть любопытная сценка, повествующая о посещении им известного Бакунина.
Знаменитому естествоиспытателю, конечно, был глубоко чужд пафос знаменитого анархиста, который на вопрос "что же будет на другой день после анархического переворота?" ответил, делая широкие жесты:
— Ну, этого предсказать нельзя! Непосредственная задача состоит в том, чтобы не оставить камня на камне, а там уже будет видно, как строить новую жизнь!
Иного ответа, разумеется, и быть не могло, при условии полной искренности и отказа от звонких, фраз. Хотя современные анархисты и открещиваются от романтического анархизма времен Бакунина, но учение, исходящее из необходимости полного разрыва с прошлым и жизнестроительства "из ничего", не может не быть романтическим по существу.
Перед духовным оком вдохновенного апологета этого будущего строя "в пленительном ореоле встает новое общество, общество всесторонне развитых, свободных личностей... Это новое общество объединяет бесчисленное количество индивидуальных способностей, темпераментов и энергий. Оно никого не изгоняет из своей среды, всем одинаково открывает доступ к счастию и жизни. Оно всем предоставляет право свободной инициативы, свободной деятельности и свободной ассоциации, во всех возможных видах и во всех возможных целях. Но ассоциации всегда изменчивой, меняющей свои формы в зависимости от требований своих членов. Это новое общество, будучи врагом раз навсегда установившихся форм, найдет гармонию в равновесии, всегда изменчивом под влиянием разнородных сил. Дорогу освобожденной личности, да святится имя ее и да приидет царствие ее!.." (Левин)
Эта громовая Осанна, смахивающая на истерический визг, рождает горькое сомнение в серьезности вложенной в нее мысли.