В конце концов она обличает до крайности наивное идеалистическое представление о человеке, как о высшем существе, одаренном светлым и благим духом. Для убежденного анархиста должно быть непререкаемой истиной, что освобожденный от всех оков человек направит все силы своих воли и ума непременно и единственно на общее благо.
Но все естественно-научные данные о природе многообразной и до сих пор полной неразгаданных тайн природе человека противоречат такому представлению. Достаточно обоснованным является опасение, что неограниченно-свободные ассоциации "бесчисленного множества индивидуальных способностей, темпераментов и энергий", организованные "во всех возможных целях и видах", могут поставить себе, между прочим, и цели, грубо эгоистические, прямо враждебные той же свободе личности.
Ведь, как говорит Боровой, "проблемы права в анархических условиях трактуются весьма неясно".
Весь ужас в том, что принцип неограниченной свободы личности совершенно не совместим с каким бы то ни было видом принуждения и кары. А потому, вместо того, чтобы предполагать, будто неограниченная свобода будет личностью использована исключительно для "пленительного" устройства общей жизни, гораздо естественнее предположить, что она вернет человечество к исходному положению: к самой беспощадной борьбе за существование всех против всех.
Не этой ли неограниченной свободой уже пользовался человек, когда вместе с дикими зверями бродил по полям и лесам доисторической эпохи, скаля зубы при встрече с себе подобными?
И не ради ли именно спасения от этой жестокой свободы самых грубых инстинктов, человечество, с усердием и трудом, в течение тысячелетий строило свое хрупкое, кровью и потом миллионов поколений слепленное здание цивилизации?
Конечно, призрак неограниченной свободы всегда будет волновать воображение человечества, задавленного общественным рабством, но пока анархическая мысль не воплотит свой идеал в реальных образах, до тех пор анархия будет лишь синонимом бунта и разрушения.
XI
Кроме бесчисленного множества всяких несправедливостей, порожденных самими людьми в угаре борьбы за существование, есть еще одна, самая жестокая и от воли человека независящая: не все рождаются одинаково приспособленными к жизни.
Ум и глупость, красота и безобразие, здоровье и болезненность, талантливость и тупость, сила и слабость ставят людей в столь неравные условия борьбы, что их жизненные интересы подвергаются опасности с первого же момента их существования.
Устранить эту опасность можно только установлением такого права, которое ограждало бы интересы всех.
Собственно, природа знает только одно право — право сильного. Согласно ее жестоким законам, каждый должен сам завоевывать свою долю света, тепла и счастия. Тот, кто не способен к этому, обречен на гибель или на жалкое рабское существование.
Однако признаки силы и слабости распределяются случайно и пестро: красота часто соединена с глупостью, ум с болезненностью, талантливость с безобразием, здоровье с бездарностью... Кроме того, индивидуальная сила подвержена постоянным колебаниям в зависимости от случайности, обстановки, возраста, болезней; она отнюдь не абсолютна, а лишь сравнительна: один и тот же человек может быть сильным в одном случае и слабым в другом.
Очевидно природное право сильного есть нечто колеблющееся, неустойчивое, требующее постоянной настороженности, равно изнурительной как для слабого, так и для сильного. Никакое общество не может спокойно существовать, опираясь на такое шаткое основание, а потому в сознании людей давно возникла мысль о создании такого общественного строя, который покоился бы на более прочном фундаменте.
Для осуществления этой идеи нужно было найти неизменную величину, которая могла бы служить постоянной и однообразной мерой права. Такая величина была найдена, и в основу вошло понятие об абсолютном праве каждого человека на жизнь.
Конечно, это право ошибочно признается естественным и абсолютным, ибо оно, несомненно, зиждется на представлениях нравственного порядка, а всякий нравственный закон есть продукт человеческого, слишком человеческого, творчества. Самое понятие о праве не может быть естественным, ибо природа не знает никаких прав и ведает только возможности.
Тем не менее, в процессе общественного развития право каждого человека на жизнь настолько вошло в сознание, что приобрело действительно характер абсолюта и претворилось в идею всеобщего равенства.