— Где-то прорыв?
— Не иначе.
— Что же делать?
— Идти.
— К реактору? В выгородку?!
— Туда.
Вряд ли он мог подумать, трезво взвесить, оценить, на какой шаг решается. В такие минуты на раздумья нет времени. Но и бессознательным такой шаг не назовешь. Видимо, раньше он часто думал, прикидывал, как бы повел себя в скрутную минуту. Она наступила, и он ответил: «Идти!»
— Ты понимаешь, что говоришь?! Он за семью печатями. Туда вход заказан! Знаешь, какое там облучение?
— Иного выхода нет. Надо найти разрыв циркуляции, перекрыть утечку.
— Понимаешь, чем это грозит тому, кто войдет?..
— Понимаю.
— А кто же пойдет? Мичман Макоцвет, или старший матрос Целовальников, или кто еще из твоих, из команды отсека?
— Хотел бы вначале посмотреть сам. Разобраться лично.
Мостов уставился на Горчилова, глядел в упор и не узнавал инженер-лейтенанта. Перед ним стоял человек небольшого роста, с непропорционально коротким туловищем и длинными ногами, смотрел в лицо своему командиру, даже делал попытки улыбнуться, задирая и без того сильно задранную верхнюю губу, пошевеливая, как он один только мог, сдвинутыми вниз и назад маленькими ушами. Лишь глаза его были прежними. Как и всегда, не улыбались, не оживлялись. Крупные, черные, глубоко посаженные в темных глазницах, они пребывали словно в тумане. Казалось, они знали что-то такое, чего другие не могли знать, другим было недоступно.
Мостов не выдержал его взгляда, мигом обернулся к капитан-лейтенанту Полотееву:
— Что скажешь, бог движения? — Он часто так с улыбкой называл Полотеева — командира дивизиона движения, но сейчас слова прозвучали серьезно.
— Иного выхода не вижу… — снова, на этот раз даже обреченно, развел руками капитан-лейтенант.
— Чем можем подстраховать? — допытывался Мостов.
— Надеть защитный прорезиненный костюм, дыхательный аппарат, — начал перечислять Полотеев…
— Думаешь, поможет?
— Частично.
— Он же в костюме там захлебнется от жары и пота!
— Сто граммов бы спирту… — неуверенно добавил Полотеев.
— Да, ты, пожалуй, прав.
— А вообще-то… — Полотеев запнулся.
— Говори, говори! — попросил Мостов.
— Опыта никакого. Кто подскажет, как надо поступать, что следует делать? Может, оставить все как есть, только вывести команду наверх? Реактор сам сварится и прекратит работу…
— Уверен?
Полотеев промолчал.
— Когда всплывем, необходимо сразу же доложить в штаб флота. Пусть свяжут нас с академиком-конструктором. Он ведь принимал лодку со стапелей, был вроде повивальной бабки. Он следит за ее работой… — размышлял вслух командир корабля.
При упоминании имени академика каждый представил его себе, высокого, нескладного, с вытянутой вверх острой, начисто бритой головой. Академик подолгу жил на флоте. В бухте, где швартуются лодки, на горушке, построен для него специально коттедж. Из окон коттеджа видна вся гавань, все корабли, плавучие казармы. Академик время свое проводит не в коттедже, а на кораблях. В свободную минуту, бывает, подсядет к металлическому столу, покрытому пластиком, на котором матросы режутся в «козла», разойдется, вступит в игру, да так успешно, что противники не успеют опомниться, как он им со своим напарником то объявит «крышу», то кончит «авианосцем» (дупль шесть), то голым (пусто — пусто)…
Реакторный котел — его конструкции. Академик должен помочь.
Алексея Горчилова одевали двое: мичман Макоцвет и старший матрос Целовальников — рослый малый с высоко посаженной некрупной головой. Алексей вступил в плотный, холодно шуршащий прорезиненный костюм защитного цвета. Мичман и старший матрос Целовальников, стоящие по бокам, взялись обеими руками за отвороты костюма, натянули его повыше. Когда Горчилов надел на голову маску дыхательного аппарата, вдел руки в рукава, заканчивающиеся пятипалыми перчатками, они накинули ему на голову капюшон костюма, зажгутовали его. И сделался Алексей Горчилов похожим то ли на пожарника, которому предстоит вступить в полосу бушующего огня, то ли на воина противохимической службы, отражающего газовую атаку противника. На подводной лодке этот костюм служит и как противопожарный, и как противогазовый. А то его еще надевают, когда корабль получает пробоину, когда в отсеке вода и в него надо войти, чтобы заделать пробоину так называемым пластырем: сложенный в несколько слоев брезент закрывает пробоину, на него кладется плаха, которую подпирает, прижимая к борту, упорное бревно.
Но чтобы входить в выгородку, где расположен реактор, — такого не предполагалось.