Макар пил, судорожно глотая, всхлипывая. Горчилов окрепшим голосом неожиданно заявил:
— А почему ты считаешь, что мы обязательно должны погибнуть? Кто это сказал?
Макар поднял на него глаза в недоумении:
— Как!..
— Кто до нас входил в реакторную выгородку? Никто! Какая там сила облучения, какую дозу успеем получить? Кто подсчитал?
— Не знаю.
— Чего же помираешь раньше срока!
— Может, нам вообще не ходить? Побунтует, побунтует котел, сварится и сам успокоится.
— А если нет? Ты этого не допускаешь?
— Не знаю.
— Ни корабля, ни людей!..
— Может, пронесет? — глянул с надеждой старший матрос на лейтенанта.
— Вряд ли. — Горчилов пригнулся, держась левой рукой за бортик верхней койки, заглянул Целовальникову в глаза. — Вот что скажу. Насильно тащить тебя к реактору не стану, не имею права. Оставайся. Если у нас не получится — твое счастье: тогда ты выиграл, не будет с кого спросить, не будет кого обвинять. Но вот если пронесет, если все-таки справимся — я тебе не завидую, парень… Сам себя будешь проклинать, никогда себе этой трусости не простишь: совесть замучит!
Целовальников глядел на него задыхаясь, приоткрыв рот. Горчилов резко повернулся и вышел, рывком прикрыв за собой дверь.
При переходе в смежный отсек он уже было занес ногу над высоким комингс-порогом, нагнулся, намереваясь нырнуть в люк, в это время сзади раздался оклик:
— Товарищ инженер-лейтенант!..
Он обернулся, подождал, пока подойдет старший матрос Макар Целовальников, спросил, не глядя в его сторону:
— Что еще?
— Товарищ инженер-лейтенант, я с вами, — тихо, виновато выдавил из себя Целовальников.
Лейтенант Горчилов смотрел на него по-прежнему строгими глазами, но душой уже отходил, теплел. Ему захотелось по-дружески похлопать этого нескладного костлявого человека. Но он все так же строго ответил:
— Добро! Следуйте за мной.
На Макоцвета и Целовальникова матросы натянули защитные костюмы. Горчилов одеваться отказался, заявив, что его спецовка (так он назвал защитный костюм) там, в реакторной выгородке, и что, если потребуется, ему помогут ее надеть двое, которые идут с ним. Но облачаться в костюм он вовсе не собирался. Знал также и то, что ни Макоцвет, ни Целовальников долго в них не пробудут: не выдержат ни жары, ни тесноты.
Так оно и вышло. Готовя на трубопроводе место для ввода, Макар Целовальников сорвал сперва маску, после освободился и от костюма. Мичман сделал это еще раньше, еще в самом начале работы, когда у него вышла размолвка с инженер-лейтенантом, его прямым командиром, Алексеем Горчиловым. Они заспорили, в каком месте делать ввод.
Когда мичман, утирая запотевшее чумазое лицо ветошью, повысил голос, инженер-лейтенант зачем-то при полном освещении включил ручной фонарь, направил его в лицо мичмана, посмотрел ему в глаза, отвел фонарь в сторону. Макоцвету стало не по себе. Он не узнал прежнего Алешу Горчилова — мягкого, покладистого юношу с глазами, затуманенными грустью. Перед ним стоял немало повидавший, немало поживший, даже постаревший человек, глаза его были чуть прищурены не то в злости, не то в решимости. В них не было прежнего раздумья, прежней загадки, которая и радовала и печалила когда-то Ивана Трофимовича Макоцвета. Перед ним светились глаза человека, знающего свое дело и твердого, не прежнего просящего Алеши, а отдающего распоряжения командира, не терпящего пререканий.
Посмотрел Горчилов тяжело, но заключил словами отходчивыми, точно в чем извинялся:
— Не время препираться, Иван Трофимович.
То, что он назвал Макоцвета так необычно, вконец сломило мичмана. Не держа обиды, подавляя самолюбие, перейдя на «вы», подчинился.
— Возможно, вы и правы, товарищ инженер-лейтенант. Оно, пожалуй, так лучше будет, понадежней.
Мичман Макоцвет подошел к Макару Целовальникову.
— Долго возишься!..
Пресную воду подавали в реактор пожарным шлангом.
Старший матрос Николай Черных — ребята-дружки между собой почему-то зовут его «сибиряком», хотя он родился не в Сибири, а в слободе под Семипалатинском (скорее всего зовут так потому, что фамилия у него сибирская), — раскатал шланг, шумнул матросам, стоявшим в противоположном конце, чтобы подсоединили шланг к магистрали. Открывая дверь, ведшую в выгородку реактора, — толстую, массивную, чем-то напоминающую дверь большого сейфа, — Черных боязливо сощурился, втягивая голову в плечи, передал шланг подошедшему к самой двери изнутри Макару Целовальникову. Макар с усилием дотянул его до нужного места и подал инженер-лейтенанту. Горчилов взял шланг со специально изготовленным наконечником правой здоровой рукой, левую, обваренную и толсто забинтованную, инстинктивно отвел за спину.