Машину завалило набок, понесло вниз, вот-вот трахнется об землю. Зависая на месте, раскачивалась с борта на борт, словно качели, снижалась осторожно, поставила резиновые ноги-колеса на песок, утихла.
Налетевшие лайки с визгом и храпом кидались к гостям, подпрыгивая высоко или становясь на задние лапы, пытались ткнуться мордами людям в самое лицо, лизнуть руку.
— Работяги! — объяснил Борис, оглядывая собак. — Добродушные. Церберы — те вон за палатками, на цепи прикованы.
Черных интересно стало:
— Что же они поделывают, работяги?
Яша Урусов повернулся к Николаю Черных, намереваясь ответить вместо Бориса. Заметно дрогнули полукружья бровей, мясистые губы истончились в широкой улыбке.
— Отдыхают покуда. Однако скоро падет снежок — впрягутся в лямки.
Рослый кобель, став на задние лапы, полуобнял Николая за талию, семенил за ним. Николай локтем прижал собачью голову к своему боку.
— Выносливые, видать?
— Яша, расскажи морякам про Ивана Жохова, — попросила Светлана Никина.
— Не слыхали, однако? — удивился почему-то Урусов.
— Откуда же?
— Гой-гой, все газеты писали! Герой тыла. В войну все случилось…
— А ты откуда знаешь? — шутливо толкнул его в бок Николай. — Тебя еще и на свете не было.
— Якуты́ говорят. — Яша делает ударение на последнем слоге, впрочем, как и все якуты.
— Что говорят?
Ближние к Урусову, наклоняя головы на ходу, стали прислушиваться.
— Что говорят, что говорят? — вроде бы недовольно повторил Яша Урусов. — Настоящий якут, говорят! Тундры не боится, пурги не боится. Море — не страшно, лед — не страшно. Сырую рыбу кушает, сырое мясо кушает. Оленина — хорошо. Нету оленины — собаку кушает.
— Расскажи толком, что случилось? — уже обеспокоенный судьбою какого-то Ивана Жохова, подталкивал Яшу Николай.
— В войну дело было… — Урусов, не замечая того, остановился, его плотно обступили прилетевшие с ним гости. — Мясо надо на фронт, шкуры надо, меха… Главное, однако, меха — на вес золота! Охотников нет. Где охотники? На Большой земле воюют. Один оставшийся дома охотник должен за десятерых стараться… — Яша Урусов на службе обычно говорит без акцента и не косноязычит, а здесь, в родной обстановке, видимо, разволновался. — Поехал Иван Жохов крайний тундра проверять капканы, один поехал на собачья упряжка. Месяц нету — подождем, нормально. Два нету — волнуемся; однако: где Иван Жохов? Три месяца нету, четыре месяца нету — ай, как нехорошо! Пять — совсем плохо… — Урусов, открыв рот, пошире раздвинув щелки глаз, обвел всех взглядом, начал рассказывать как будто совсем о другом: — Иван Жохов один скакал на собачьей упряжке по льду, проверял капканы, бил соболя. Шибко удалился в море. Буран отколол лед, унес Ивана Жохова. Долго носил. Все запасы скушал Иван Жохов. Собаки голодные, Жохов голодный. Решил, однако, пса зарезать. Маленько ел, маленько собак кормил. Второго зарезал. Когда льдину прибило к Новосибирским островам, хорошо стало, однако: зверя много. Проверил канканы — большой улов. Новые поставил. Свежевал зверя, мясо замораживал и для себя, и для собак, шкурки сушил… Полгода прошло, молебен по нему отслужили, однако.
— Молебен? — кто-то спросил недоверчиво.
— Молебен! — подтвердила Светлана Никина. — У нас вера русская, православная.
— То-то, я слышу, у якуто́в наши фамилии, — Николай произнес слово «якутов» на новый лад, — имена наши.
— Ну-ну, не перебивать! — шумнули недовольно.
— Иван Жохов прямиком по Лене, — кивнул на реку Урусов, — по льду вернулся домой. Жив-здоров. Богатства привез — целую тундру. Клад! Сдал поставки за весь колхоз. И еще сверх того столько же от себя — в фонд обороны. Герой тыла, якутский Ферапонт Головатый! Газеты писали, портреты печатали.
Они шли по левую сторону рукава реки, по ровному песчаному берегу. Их окружила целая ватага мальчишек.
— Где Иван Гаврильевич? — обратился Борис Дегтярев к ребятне, спрашивая о бригадире.
Детвора наперебой залопотала по-здешнему, тыча замурзанными пальцами в сторону дальних лодок, видневшихся на протоке.
— Пойдемте на тоню, посмо́трите, как ловится севрюга. Хорошо сейчас идет!
— Иван Гаврильевич!.. Ого-го-гоу! — Урусов приложил ладони ко рту рупором, повернулся к широкой протоке, на слюдяной поверхности которой колыхались черные, густо смоленные челны, заводящие сеть.