— Да с чего вы вообще такое взяли? — гундошу я, зажимая окровавленный нос ладонью. Старый придурок испугался, что я свалю к императору, ну надо же! Где я, а где император? Что за бред собачий у него в башке?!
От злости у меня даже силы появляются, так что я неуклюже сажусь. Валяться по полу с текущей из носа кровью — такое себе, если что. Ну и рядом с агрессивно настроенным маразматиком тоже не айс.
— С чего взял?! — с видом оскорблённой невинности возмущается дед. — Своими ушами слышал, что вы с Ломакиным про дружбу языками мололи! Думал через мою голову во ВладеМир втереться?!
С трудом вспоминаю самый крутой-распиаренный дом Симулякра и Сашиного женишка, особо приближённого к императору. Эх, как же давно это было. И самое обидное — даже мысли не возникло с ними спеться!
— Что вы несёте? — от услышанного бреда у меня даже голос прорезается. — Какой ВладеМир? Какой нахрен император? Таблетки забыли выпить что ли?
Петрович правдоподобно рычит и пытается повторить предыдущий фокус с пинком под рёбра. Вот только не учитывает, что я уже наготове. Поэтому по жизненно важным точкам сволочь не попадает.
Он останавливается, и я чувствую, как невидимая удавка снова стягивает горло. Сильнее, ещё сильнее…
Ах ты ж, гад… Что, не получилось накостылять по-простому, возвращаешься к подлым трюкам, тварь?
Как же бесит! Неужто совсем не смогу ничего этому придурку противопоставить?
Или… смогу?..
Физически ощущаю, как яростно бурлит скрывавшаяся во мне до поры до времени темнота. Она клокочет, распирает грудь — рёбра того и гляди треснут, как вконец перезревшая груша.
Зато о каком-то жалком удушье даже беспокоиться не приходится, и то хорошо.
Не знаю, дышу я там сейчас или нет. Хватаюсь за грудину в попытке удержать непослушные рёбра на месте. Глядя на мои старания, Петрович довольно посмеивается:
— Ты у меня, тварёныш, теперь по струнке ходить будешь, — самодовольно приговаривает он, явно считая, что сам управляет моим состоянием. — Поблажек захотел? Хрен тебе! Спуску не дам…
Что он там дальше балаболит, я уже не слышу. Потому что во мне будто что-то беззвучно взрывается. Как динамит, который в детских мультиках глотает неубиваемый персонаж.
Неожиданно, но факт: моя грудная клетка в целости и сохранности остаётся на месте. Зато вдруг лопается невидимый ошейник, до этих пор обхватывающий горло. Так и хочется злорадно объявить: «Вы самое слабое звено, прощайте!»
Чувствую одновременно постепенно нарастающее утомление и невероятный прилив сил. Мысли становятся ясными и прозрачными, словно родниковая вода. А сердце заполняет чистая дистиллированная ненависть.
— …моя команда, — наконец различаю трындёж Петровича. — Так что пошлёшь на хрен этих своих остолопов. Будешь делать только то, что я прикажу…
Хех. Ну что за клоун, этот ваш БП!
Издаю смешок, не поднимая головы. Бориска от неожиданности затыкается. Так и представляю его отвисшую челюсть и вытаращенные моргалы. Воображаемая картина провоцирует у меня приступ хохота.
— Нешто ополоумел? — растерянно вопрошает пустоту Борис Петрович. То ли ещё будет, идиот.
— Это ты ополоумел, — негромко произношу и, пошатываясь, поднимаюсь на ноги.
— Что сказал?.. — пугливо взвизгивает Бориска, отступая на пару шагов назад. Дальше некуда: позади красный стул.
Каким-то шестым чувством улавливаю его страх, и мне нравится такая его эмоция.
— Забавный ты, говорю, — теперь смотрю на него в упор. Морщинистая рожа стремительно сереет, а в очках почему-то отражаются две ярко светящиеся точки. — Считаешь, что если ты — говнюк, то и все вокруг такие же. Но ты не прав, Борис. Мы ж с тобой по-хорошему договаривались.
— Мало ли о чём мы там догова… — неуверенно произносит сразу как-то постаревший и сгорбившись дедок, потихоньку перебирая ногами, чтобы обойти меня по стеночке. Уж не знаю, чем его так испугал щуплый малолетка, в теле которого я нахожусь. Неукротимой жаждой крови, не иначе.
Начатую фразу дед так и не заканчивает: припускает к обитой металлом двери, будто старый уродливый заяц. Щедро распахивает еë и орёт истошно:
— А ну разберитесь с этим утырком! Только смотрите не прибейте!
Сам уносится в закат, оставляя мордоворотов договариваться со мной. Вот только они не спешат: нерешительно топчутся в дверном проёме, поглядывают с сомнением.