Однако, в собственных глазах Швайцер был человеком со значением: он был социальным деятелем, борцом, подвижником. Как хорошо сознавал он свою ответственность, в отличие от многих других. Ведь он стоял у истоков будущего науки, а значит, и всего общества! Он работал с юношеством, и стоял швейцаром у дверей во взрослую жизнь, и от него зависело, кто пойдёт в гору, кто составит корпус завтрашней науки. О! тут он вовсе не был формалистом. Напротив, он действовал по существу, где, возможно изгибая форму, ради пользы дела, - он понимал свою задачу.
Илья в науку не годился. Швайцер сразу определил это, и был, в общем-то, прав, если не учитывать одного нюанса: это общество пожирало своих детей, причисляя их ко врагам, когда вдруг узнавало в них детей Бога, Швайцер этого нюанса не учитывал или, напротив, учитывал, но - со злорадным удовлетворением. Теперь он “подводил под Илью мины”, с тем, чтобы, по меньшей мере, не допустить его к получению хорошего места по распределению. Смешно. То, что казалось Швайцеру “хорошим”, для Ильи вовсе не было таковым. Уравнение, значит, сходилось. Бог всегда прав.
Но, несмотря на все его усилия “баллы” Илья всё-таки набрал. Уж слишком он был способный. Сложнейший курс механики сплошных сред мог освоить за несколько часов. (Потом, правда, забывал многое). “Баллы”, однако, не помогли. Воспользовавшись своим положением секретаря кафедры, Швайцер “зарубил” Илью на заседании кафедры по распределению выпускников, и законное место Ильи в Политехническом Институте досталось его приятелю Стадникову, у которого сумма баллов была ниже. Но зато он не лез в бутылку и не обзывал учёного секретаря прилюдно “дураком”. Да и “задница” у него, хоть и хилая, но была.
Илья нисколько не огорчился, и не только не сопротивлялся, но глумливо стал играть в поддавки, по собственной инициативе устроив себе самое плохое распределение: учителем физики в горный аул Чечни.
Илья не боялся, так как отец его был ещё в силе, и Илья вскоре получил официальное открепление из Минвуза РСФСР. Но и без того Илья был независим, так как он работал, и у него была задействованная трудовая книжка. Таким образом Илья спокойно перешагнул через яму, выкопанную для него Швайцером, и оказался на милой сердцу свободе, которая предполагала, однако, выбор и ответственность. То была уже не студенческая воля, но свобода гражданская, которая рождала в душе заботу.
Проще всего, - и правильнее, - было, конечно, засунуть свежевыпеченный диплом подальше и позволить ему черстветь, а самому продолжать работать, дворником. Но к такому радикальному шагу Илья оказался не готов. Как-то жалко стало ему диплома, хотя знал ведь он сердцем своим, что продавать свой ум ему непозволительно, так как посвящен ум его ревнивому богу, который хочет владеть им безраздельно, и не простит измены. Но сознание такого посвящения не было у Ильи отчётливым, и не получил он в этом пункте необходимой поддержи от Рустама, - каковая поддержка разом решила бы дело. Работать по диплому…, но где и кем? Заниматься физикой или техникой, когда ум Ильи поглощён был задачей переосмысления мира и места человека в нём… Для этого Илье нужен был досуг, много досуга. Его творческая сила уже нашла себя в социальной философии; наваждение естествознания отлетело, как покрывало, скрывавшее до сих пор статую истинного бога.
*
Вечный студент! Этой кличкой начал уже поддразнивать Илью отец. Алексей Иванович весьма уважал образованность, но рассматривал её всё же в прикладном аспекте. Главное - это занять положение в обществе; при каковом условии только и возможна была, по его мнению, деятельная и достойная жизнь. Илья же явно кренился к тому, чтобы оставаться в скорлупе учения. Сбывалось одно опасливое предвидение относительно Ильи. В своё время, когда отец, вытаскивавший Илью из очередной ямы, представил его парторгу университета в качестве протеже, этот понаторевший в жизни человек сразу же разглядел в Илье духа своевольного и неусидчивого и предупредил его дружески: смотри же, не растекайся мыслию по древу! Илья не внял благому совету и “растекся”.
Однако ум, растёкшийся по древу жизни, в самой этой жизни спросом не пользовался. Илья искал истину, искал её для людей, в предположении, что люди жаждут её; но всё дело было как раз в том, что люди прятались от истины и искали лжи, которая позволила бы им не жертвовать Богу и как-то помириться с Сатаной, раздающим свои дары по степени удалённости человека от Бога.