И всё-таки Вадим донёс. Ведь он мог сказать просто: “не знаю”. Пикулев прибежал тогда к Илье бледный, запыхавшийся, раздавленный виной. Рассказал, что приходил экстренно Вадим и под большим секретом поведал о том, как вызван был в Управление, и как там предъявлен был ему список имён, и как попросили его указать в этом списке имена близких приятелей Пикулева. И вот, он увидел фамилию Ильи и счёл за должное “предупредить”.
Неясно только, кого? Илью или Пикулева, - чтобы тот с Ильей не водился? Или убил двух зайцев одним выстрелом?
Увидел! Просто увидел и… промолчал? Врет. Увидел и указал, - так будет точнее, А потом побежал отмываться. Пикуль тоже хорош! Нашёл где болтать - у своей толстомясой. А мамашка её, учителка, услыхав, тут же сообщила, куда следует. Дураку и невдомёк, что осведомителей “Конторы” среди учителок - как мышек в поле.
Словом, началась у Ильи с Рустамом очередная суматоха конспирации и подчистки следов, то бишь, возможных улик. А Вадим…, Вадим тоже не вынес, и разрубил узел, которого не умел развязать. Вскоре его нашли в прокуренной комнатке, уснувшим до судного дня от чрезмерной дозы так называемых “каликов”, или “колёс”, - не знаю уж, как там правильно.
А был он молод: всего на год старше Ильи. Но была между ними одна существенная разница; если Илья восстал на отцов, то Вадим пошёл по стопам отцов, ничего так не любивших, как донести куда следует, - так уж “исторически” извратилось у них понятие “верности”. А ещё отцы очень хотели сделать жизнь хорошей и не брезговали для этого уничтожением “плохих людей”. Разумеется, те, над кем совершалось насилие, не могли быть “хорошими”.
Илье пришёл на память некий Анастас из поколения отцов. Он участвовал, в качестве деятельного агента “истории” в великом Сталинском переселении народов. Из пёстрой толпы перемещаемых этносов, среди которых были и евреи, и немцы, и черкесы, и калмыки, и татары, и литовцы, и галичане, и греки, и финны…, на его долю выпали чеченцы, которых переселял он из Баба-Юрта в Казахстан. По его словам, это были самые нечистоплотные люди из всех, кого он видел в своей жизни, а также лентяи и вообще тёмные: большинство из них впервые увидело паровоз, когда их пригнали на станцию. Как после этого можно отрицать великое цивилизующее воздействие переселения на варварские народы?
Анастас, доказывая Илье враждебную цивилизации сущность чеченцев, особенно упирал на то, что их, доблестных советских воинов, или красноармейцев, пришедших с цивилизаторской миссией, никто из этих чеченцев не хотел пускать на постой. (Будто они должны были своих палачей хлебом-солью встречать?) В разговоре он неизменно величал чеченов “черножопыми”, хотя сам - армянин; и это было немного смешно.
Среди прочих откровений открыл он Илье и то, что тогда им разрешили убивать чеченцев, и, пользуясь этим разрешением, один из товарищей его (а может он сам?) застрелил беременную женщину и двоих её детей. Проезжал по Баба-Юрту в тот день высокий военный чин НКВД, увидел трупы, валявшиеся неприбранными на улице, поморщился и выразил пожелание, чтобы этого было поменьше, - и только!
Вся полупокаянная, полусамоуверенная риторика Анастаса выглядела как попытка убедить себя в том, что чечены вполне заслуживали того, чтобы с ними так обращались. Это всегда, - если злодейски поступаешь с человеком, нужно унизить жертву, втоптать её в грязь, убедить себя в том, что это вовсе даже и не человек.
Взять, например, Манфреда фон Киллингера; пример, можно сказать, хрестоматийный, судя по тому положению в политической истории Европы, которое занимал этот человек. Ведь он был одним из главарей первых штурмовых отрядов НСДАП. организатором убийства Матиаса Эрцбергера и поджога Рейхстага. С 1937 года он был генеральным консулом Германии в США, или, как тогда сокращали, в САСШ. Там, в штатах, идейной твердыне демократии, на события в Германии, как и вообще в Старом Свете, смотрели с недоверием и опаской, и тогда Киллингер решил выпустить книгу, отбеливавшую недавнее бандитское начало фашистского райха. Книга называлась: “Весёлые и серьёзные эпизоды из жизни путчиста”. В ней Манфред весело вспоминал о расправе штурмовиков над молодой профсоюзной активисткой: