Ни слова не сказал Егор своей жене по поводу утраченного золота, плода его двухлетних старательных трудов; не попрекнул и не поминал никогда в последующем: Бог дал, Бог взял.
Это последнее обстоятельство восхищало Илью. Он ставил себя на место деда и чувствовал, и знал, что он сам никогда не смог бы возвыситься до столь горней “Стои”. Его стенаниям, попрекам и сожалениям не было бы конца: он измучил бы себя и жену своим отчаянием и страхом, и казнил бы себя за непредусмотрительность, а её - за безответственность. Но дед Егор был не таков, и Илья восхищался им.
Золото пропало, но жить было как-то надо. Город не тайга, и Егор освоил ремесло бондаря. Кадка и бочонок - вещи в хозяйстве нужные; особенно в неустойчивом и дефицитном советском хозяйстве. А сделает их не всякий: работа умная и тщательная. Это ремесло, или “рукомесло”, стало основой его экономической независимости.
И стали они жить на краю ойкумены, в далёком южном Дербенте, под крылом старшего сына, ставшего начальником НКВД этого города; и жили неплохо, пока не пришла война. Егор уже однажды воевал с германцем, побывал и в германском плену, получил “Егория” за храбрость. Но тогда он воевал за веру, за царя, в фигуре которого сосредотачивались идеальные основы его жизненного уклада. За что было ему воевать теперь? Эта война выходила за рамки его морального сознания. В обществе более не было ничего, что стоило бы защищать. Он воспринял войну даже с некоторым удовлетворением - как божью кару, как неизбежный итог жизни людей, сошедших с истинного пути. Он был не с ними, он не согрешил соитием с Советской Властью, и, значит, война пришла не к нему! Он пребывал в мире с богом.
По возрасту Егора не призвали в армию, но он понял, что принудительного участия в тыловых работах и также возможной принудительной эвакуации ему, - как родственнику работника НКВД, - не избежать, и он ушёл из сомнительной цивилизации в очередной раз.
Ни слова не сказал он жене и дочерям: собрал кое-какие пожитки в холщовый мешок, как в былые времена, когда уходил на зимний промысел зверя; взял рыболовные снасти и ушёл. Куда? Не знал никто. Опять на какую-то речку, где пока ещё обитали только дикие утки, да забредал порой какой-нибудь бродячий лезгин.
Жена понимала его и не осуждала. Старшая дочь была уже взрослой, училась в медучилище, работала в госпитале, получала паёк, - “как-нибудь проживём!”. Воспитанная в строгом домострое Прасковья не смела задавать мужу лишних вопросов: так, значит, нужно…
Воротился домой Егор только после войны. Пришёл на старое место и, как ни в чём не бывало, снова стал строгать клёпки и сбивать бочки.
Эх, как Илья хотел, чтобы дед был теперь рядом, чтобы жили они с ним бок о бок. Какую близость чувствовал он с ним теперь! Но увы! Их разделяло во времени поколение отцов: поколение соблазнённых и погубленных утопией душ. Оставалось только радостно удивляться тому, как, в сущности, недолго владел Дьявол этой страной безраздельно… Уже в третьем колене всё возвращается на круги своя: сыновья отреклись от отцов, а внуки, вторым отрицанием, совсем по Гегелю, возвращаются к истоку…
Глава 58
Праведность
- Не можем мы…, - скованно объяснял Илья. - Безответственно было бы с нашей стороны идти в зиму без крыши над головой.
- А мы вот пять лет жили с дырявой крышей, но в субботу не работали, надеялись на Бога. И ничего, как видишь, живы-здоровы, - проповедовали субботники.
“Зато в воскресенье работали” - подумал про себя Илья, но внешне не выказал своего скепсиса и согласно кивнул головой.
- Да, конечно.
Посмотрел на свежеоштукатуренный добротный дом и. сравнивая его мысленно со своим, усмехнулся.
Он не любил такие споры, когда невольно приходилось доказывать, что ты отнюдь не приземлённый материалист, что тоже чтишь Бога… Не любил, когда его цепляли за крючки самооценки, когда возбуждался страх неверной интерпретации его внешними. Душа, задетая за живое, долго не успокаивалась. Отчего так получается? Выходит, они праведники, а ты нет? Чертовски легко им демонстрировать свою праведность: нужно лишь высоко держать в руках видимые знаки её - субботу, трезвость, постничество… Но перед богом ли? Или больше пред людьми? “Что хорошо пред людьми, то мерзко пред богом”. Ну, а плохое пред людьми: пьянство, ругательство, нечистота, беззаконие, - что же, хороши пред богом? Кто знает, кто знает…? Бывает так, что и хороши.