Могущественная империя продолжала существовать, приводя в движение многомиллионные массы людей, но в этих двоих, шепчущихся на просёлочной дороге, она уже умерла, и поэтому гибель её была предрешена. И неважно, что абсолютное большинство по-прежнему подчинялось ей, даже не помышляя о возможности перемен. Эти двое были волхвами, и они ушли, и с ними ушёл Бог. А это значило, что “башне” не устоять!
Глава 62
Они всё таки выследили его
Илья давно готовился к этому дню, всякий раз возобновляя свою готовность при новых сигналах тревоги: сколько раз думал, что день “омега” наступит с сегодня на завтра. Но всякий раз день этот где-то застревал по дороге и не приходил. Оказалось возможным судить post factum, что задержка случалась, как благодаря людям, не желавшим его выдавать, так и благодаря собственной активности Ильи, который оставался для политической полиции величиной неопределенной. Он маневрировал, передвигался, уклонялся от сомнительных контактов, не болтал лишнего и не срывался на политический визг в ситуациях заявления своих личных прав. Держаться под покровом Матери помогала ему новая генеральная диспозиция: уже не на справедливый социальный строй, а на личное духовное становление. Кроме того, окружавшие люди любили его, и не столько помогали ГБ против него, сколько ему против ГБ. Поэтому для полиции было трудно накрыть его “колпаком”, а тут ещё Илья и физически всё время ускользал из-под колпака своими вечными перемещениями по социальному пространству: менял место жительства и место работы.
“Мы не могли вас найти”, - признавался позднее Илье “работавший” с ним следователь тайной полиции.
Колпак был, между тем, нужен, так как прошли те времена, когда людей хватали произвольно; теперь нужно было соблюдать видимость законности, подводить под статью, - хотя и не отвечающую нормам международного права, но всё-таки ограничивавшую свободу карательной машины. Без колпака, составленного провокаторами и осведомителями ГБ, невозможно было создать документально подтверждённый образ государственного преступника.
Истины ради надо сказать, что в своих частых перемещениях Илья вовсе не руководился соображениями конспирации, как это можно было бы подумать, глядя со стороны. На самом деле он уходил от щупалец и паутины мира, которая неизбежно оплетала его при долгом сидении на месте. “Будьте странниками!” - сказал Христос, и этот императив был созвучен Илье. Следуя неотступно за Жизнеподателем, который Сам всегда уходил оттуда, куда вторгался мир, где начинала господствовать приземлённость, Илья всякий раз оставался под его Крылом. Вовремя отрясая прах с ног своих, он не позволял ближним стакнуться в грехе против него, освобождая себя и их от неизбежных внешних последствий внутренне уже совершенного ими выбора.
Илья четко фиксировал момент, когда их истинный выбор неизбежно получал преобладание над благодушным образом себя, и они готовы были стать послушным материалом для властей, и расставался с этими людьми, - может быть спасая их этим от окончательной гибели, а может быть отнимая шанс выкупиться у Сатаны. Сократ, наверное, поступил бы не так: возможно он предоставил бы людям идти до конца, но при этом и сам испил бы яду. Илья не был готов ни к чаше с цикутой, ни к Голгофе: он чувствовал, что час его ещё не пробил, что ему ещё нужно духовно взрослеть. Иисус ведь тоже многократно уходил из рук иудеев, прежде чем исполнились дни его….
*
С момента последнего перемещения Ильи прошло уже больше года. Второй год работал он на этой фабрике, и сверх того, последние шесть месяцев его местожительство соответствовало адресу, указанному в паспорте, что случилось с ним впервые.
Ещё до этой последней оседлости тайная полиция предприняла меры к тому, чтобы принудительно “ссадить” Илью, воспользовавшись подлым иском Евгении на взыскание алиментов. Илья был объявлен во всесоюзном розыске, как “злостный неплательщик алиментов”. Тот факт, что это не было делом судебных органов, а - очередным ходом охранки в их игре в “казаки-разбойники”, раскрылось перед Ильей так же просто, как и предыдущие ходы его менторов. Илья, разумеется, возмутился явной необоснованностью розыскных мероприятий, так как на самом деле алименты он платил, Явившись в суд, Илья стал разгневанно допрашивать судебного исполнителя. Тот, припёртый Ильей к стене, признался, краснея и оправдываясь перед негодующим Ильей: “понимаете, ко мне пришли и сказали: что вы предприняли по этому делу?” Услышав это признание, Илья сразу успокоился, бросил коротко: “всё ясно”, и ушёл. Его несогласие с беззаконием помогло ему и на этот раз. Илья опять был осведомлён о действиях охотников и мог быть осторожной дичью. Но гораздо, может быть, важнее этого результата было другое: грех Евгении из призрачного, ясно видного только Илье духоотступничества, превратился в плотное, ясно-ощутимое орудие вселенского зла. Это, с одной стороны, укрепляло Илью в его духовном подвиге, а с другой, помогало Илье точнее определить свою позицию в отношении Евгении, освободиться от “гнилого сочувствия”, снисхождения к пороку, которое всегда подводило Илью в его отношениях с Евгенией, мешая ему по достоинству оценить живущий в ней опасный порок лжи. Впрочем, сильная и агрессивная позиция в этом вопросе так же мало удовлетворила его, как и слабая, жертвенная: погубление собственной души дело довольно тонкое, и как бы тут лекарство не оказалось горше самой болезни…