Теперь он познал своё рабство и хотел бы освободиться, но ему не хватало как раз помощи авторитета. И даже сознание важности выстраивания душевной жизни в партнерстве с авторитетом, и сознание невозможности стать господином самому себе вне иерархии господств, не помогало, так как он обнаруживал лакуну в своём внутреннем коммунионе и нехватку душевных сил. Привыкнувши никого и ничего не уважать, кроме собственных импульсов, соображений и воображений, Илья не научился извлекать из уважения и любви к старшему силу, потребную для осуществления господства в своём душевном домостроительстве.
До сего дня Илье очень нравилось ощущение особой лёгкости в теле, переходящее в настоящий полёт, и он часто летал во снах и наяву, седлая ветер, подобно даосу-отшельнику. Теперь Илья усматривал в этом признак греховности. Грешники легковесны: они не тонут в воде, и всякий ветер носит их. Нынче Илья лёгкости предпочел бы важность, то есть тяжесть, инертность, которая позволяет сохранять недвижность и не следовать за всяким “ветром перемен”…
Илья понял, как не хватает ему этой инертности, которой обладает всякая тварь под небом: как нужно ему сидеть спокойно в своём “красном углу” и быть нелёгким на подъём; созерцать входящих, но не на всякое чиханье здравствовать. И ещё, быть инертным значит, сделав единожды выбор, уже более не колебаться под воздействием переменчивости плодов. И эта важная устойчивость, - которой Илья начал потихоньку учиться, однажды её почувствовав, - решительно отличалась от той искусственной атараксии, к которой он раньше стремился, снижая в своих глазах до нуля стоимости не дающихся ему дел, вещей и положений; нигилируя словами то, чего он опасался вовне. То было неустойчивое, пугливое равновесие лисицы, убедившей себя в том, что виноград зелен. Теперешняя устойчивость достигалась не уравновешиванием влияющих потенциалов, а за счет силы и власти, независимых от внешних силовых полей.
Так, через много лет после того, как Илья добился для себя анархической свободы, он действительно начал освобождаться от рабства, и это “освобождение” оказалось вхождением в иерархию господств. Ранее ему казалось, что главное - это уйти от хозяев, от господ на Вольный Дон, теперь же виделось, что главное - это самому стать господином: не сбежать от Господина, но взять от него власть и силу для осуществления своего господства. И только теперь он начал понимать, что такое религия, вера; и где, и зачем является в них нужда. Оказалось, что религия - это принятие вассалитета: выбор Господина, который уделит частицу своей власти; а вера - это доверие избранному Господину, полагание на него, и верность в служении.
Так благословил его Бог верным знанием.
*
Никита мерно бежал, делая круг за кругом, по верхней галерее крытого двора: знаменитого крытого двора бывшего Варшавского “Политеха”. На Никите были красивые саржевые трусы, отливавшие блеском в бледном свете запылённого стеклянного потолка. По поясу их шла голубая кайма, широкая, с тремя резинками. То были особые боксёрские трусы, которые по эскизу сшила ему мать, когда он приезжал домой на каникулы. Она была совсем не против бокса, так как ей всегда казалось, что неумение “дать сдачи” относится к числу главных недостатков её старшего сына.
Никита красиво держал голову на бегу, подражая маститым спортсменам, шумно выдыхая через нос, который был перебит у него, как у настоящих боксёров, как у его тренера. Хотя Никита разбил свой нос совершенно не героически - упав в детстве на ледяную горку, - нёс он его, как нос боксёрский. Плечи его были расправлены, а грудь раздута чуть излишне, чтобы казаться помощнее. Плечевой пояс его и в самом деле был неплохо развит, - упорные занятия культуризмом в подростковом возрасте принесли-таки свои плоды. Белая майка, плотно облегавшая торс, прекрасно оттеняла загорелые плечи.
Девочки, болельщицы, уже собрались у входа в боксёрский зал и, когда Никита пробегал мимо них, они бросали ему поощрительные улыбки и взоры, шепча: “самый красивый!” В ответ Никита задирал нос ещё выше, хотя, будь он чуть поумней, понял бы, что здесь возле дверей боксёрского зала не может быть его суженой, и что у той категории девочек, которые любят, чтобы мальчики дрались за них, он ни за что не будет иметь успеха.