Ответ, очевидно, понравился Сергею. Он улыбнулся едва заметно и сказал:
- Вы знаете, я читал вашу статью. В ней есть зерно. Нам особенно импонирует, что вы - из рабочих. Я рад нашему знакомству. Приходите сегодня вечером. Григорий проводит вас.
С этими словами он поднялся. Поднялись и наши друзья. Попрощавшись, все трое, - как то и подобало заговорщикам, - разошлись в разные стороны.
Вечером того же дня Саша сидел в углу прокуренной комнаты на гнутом венском стуле и со стеснённым сердцем вслушивался в дискуссию на предмет добывания денег и оружия. Вначале он попытался, было, выступить и поставить вопрос о политической платформе организации. Ему казалось, что здесь не достаёт ясности: речь шла о средствах, но цель была неясна; всё сводилось к подполью и вооружённому заговору. Тотальная негация казалась Саше неприемлемой: попахивала абстрактным анархизмом; а заговор - “якобинством”. И то, и другое не могло его удовлетворить. А где же социальные идеалы, где участие широких масс народа, рабочий класс, наконец? Саша не был бойцом, по природе. Для личной мобилизации ему требовалась идея и убежденность в своей правоте. Теперь, став “политическим”, он явственно ощущал необходимость твёрдой и ясной идейной позиции по различным конкретным вопросам, - таким, например, как Балканская Война. Но его выступление подверглось негодующей обструкции. Послышались возгласы о том, что это, де, всё говорильня, что требуется дело и, прежде всего дело. Александр сконфуженно замолчал и сидел теперь в своём углу несколько прижухлый. Такого резкого броска в действия, наказуемые виселицей, он никак не ожидал. В мечтах, борьба за правду и лучшее будущее представлялась ему большей частью в виде политического просвещения, пропаганды, агитации и невооружённых демонстраций под какими-то конкретными политическими лозунгами и требованиями. А главное, ему хотелось внутренней уверенности, твёрдости, которую могло ему придать только сознание своей абсолютной правоты и причастности мировому прогрессу, без которого весьма возможное предстоящее мученичество было бы для него непоносимым. Поэтому он хотел встретить в новых товарищах, кроме решимости и мужества, ещё и ясное, точное мировоззрение, нравственно и научно обоснованное.
Здесь, однако, собрались, как видно, люди, вовсе не нуждавшиеся в логически стройном оправдании и обосновании своих действий: люди ницшеанского склада, сильные просто своей волей. Тут не требовалось размышлять, строить теории или что-то доказывать; нужно было делать грубую и опасную работу, требовавшую дерзости, азарта, сильных рук и простых умений. А к этому-то Саша как раз и не был готов. Поэтому, по мере того как он постигал, что его ждет на пути “революции”, ему становилось всё тягостнее. Он уже не вслушивался.
Между тем, решено было для начала проникнуть в арсенал юнкерского училища и добыть несколько револьверов и патронов к ним. Затем, используя это оружие, ограбить банк Волга-Камского Торгового Товарищества. Дело не откладывалось в долгий ящик. Уже назавтра Саша с Григорием должны были ознакомиться с местом предстоящей операции - изучить подходы к банку, проходные дворы, нарисовать план, обозначить места расположения охраны, а также изучить подробно режим работы банка и визитов инкассаторов.
На город спустилась уже прохладная майская ночь, когда Саша воротился домой с нелегального собрания, неся во внутреннем кармане сюртука сложенные вчетверо листки, оттиснутые на гектографе. На них записан был устав Союза Борьбы за Справедливость (сокращенно, СБС), членом которого он отныне стал.
Дома, при свете свечного огарка, Саша внимательно прочел устав и с разочарованием убедился, что составлен он был небрежно, и представлял собой лишь чуть подправленный и украшенный революционной фразой устав дворянской чести. Но признаться себе в этом своём разочаровании Саша не посмел, и оно затаилось в глубине его сердца, как капсула с медленно сочащимся ядом. Яд этот произвёл своё действие и сделал то, что на следующий день после обследования подходов к банку Саша сказался больным, а затем уехал к родным в провинцию, так как наступили каникулы. После своего возвращения в университетский город через два месяца Саша стал избегать встреч с Григорием.
По счастью, и остальные члены СБС, несмотря на первоначальную горячность, как видно, не слишком спешили приступить к делу. Один беззаветный Григорий оставался верен почину и с энтузиазмом продолжал готовиться к операции. Он раздобыл где-то всякий нужный в деле инструмент. С помощью кошки и каната учился взбираться по отвесной стене, спрыгивал со второго этажа, выламывал ломиком замки у окрестных сараев и выбивал кулаком кирпичи из ветхих каменных стен. Встречаясь ненароком с Сашей, он с плохо скрытым презрением и упрёком намекал ему на его фактическое ренегатство, на бездеятельность: говорил ему, что не замечает в нём революционного роста.