С другой стороны, и ветхий человек, постоянно оживляемый старым именем и всеми неизменными атрибутами прежней жизни, не умер до конца и долгие, долгие годы влачился за Никитой новым, отравляя ему душу своим гниением, подмачивая репутацию, и подставляя ножку в ответственных положениях, и мешая правильному самоотождествлению, в результате чего и Никита новый испортился, частенько лукаво прячась за спину полумёртвого и безвременного Никиты ветхого.
Глава 16
Американские параллели.
С утра подморозило, но снега не было. Звёзды уже погасли, кроме нескольких самых ярких, которые из огненных сгустков превратились в светлые точки. Фонари ещё горели. Илья мерно размахивал метлой на длинном древке, взбивая тяжёлую жёлтую пыль. Утром, во время работы, в голову всегда приходили добротные мысли. Зачастую, это были самые плодовитые часы за день.
Редкие прохожие спешили быстрее проскочить через поднимаемый Ильей пылевой смерч. Наш герой едва замечал их - его взор был заполнен видениями прошедшей ночи:
“Хуанито напряженно прислушивался к голосам и хлопанью дверей в коридоре мотеля. Время близилось к полудню. Кто-то внутренний подсказывал ему, что надо бы быстренько встать и закрыть дверь номера изнутри, потом одеться и уйти через окно. Но он с непонятным, неразумным упорством не желал прислушаться к доброму совету. Кто-то второй внутри него находил унизительным для себя признание того, что ему есть чего бояться, и что требуется осторожность. Так бывало и за карточной партией, когда внутренний голос вдруг говорил ему, что нужно зайти с “девятки”, но он, следуя своим внешним расчётам, не доверялся алогичному подсказыванию и неминуемо проигрывал.
Вот и теперь его логическое самосознание сопротивлялось внутреннему побуждению. Ведь он - лояльный гражданин, проводит отпуск на берегу моря со своей законной женой, и ему нечего бояться. Фактически, он не желал признавать реальности, которая стучалась к нему через сердце, упорно цепляясь за обманчивую видимость.
Лючия лежала рядом, на широкой кровати, - они отдыхали после утреннего купания, пережидая дневную жару. Лючия не спала и, видимо, почувствовав сдерживаемое беспокойство Хуанито, тоже прислушивалась поневоле к шуму за дверью, уставив широко открытые глаза в потолок. Шаги приблизились и замерли возле двери в коридоре напротив их номера. Через секунду, другую последовал короткий стук в дверь, затем дверь приотворилась и в щель просунулась голова жандарма в синем картузе: за нею в полутьме угадывалась наглая рожа коридорного.
Хуанито следовало бы вспылить, возмутиться, твёрдым голосом потребовать закрыть дверь, и жандарм бы, наверное, испугался. Он и впрямь заколебался, было, увидев лежащих на постели молодожёнов, и даже сделал движение назад, потянув за собой дверь и сузив тем самым щель, в ожидании естественного отпора. Но Хуанито был парализован видом жандармовой головы, и это было, в общем-то, понятно после неофициального предупреждения, которое он получил от известных доброжелателей, что ему не следует ни при каких обстоятельствах попадать в руки полиции. Он лежал неподвижно, как обречённый на заклание. Жандарм, между тем, быстро оправился от своего минутного стыда и, заметив намётанным глазом нерешительность Хуанито, ввалился в комнату.
- А-а, голубки…, - в растяжку произнёс он, скабрезно ухмыляясь и облизывая губы, - развлекаемся, значит, ну-ну… Одевайтесь! - вдруг скомандовал он, не выказав при этом ни малейшего намерения выйти, чтобы дать им одеться. Хуанито должен бы был попросить его выйти, но, раздавленный неведомой виной, не смог этого сделать, будто он был не свободный человек, а заключённый. Сгорая от жгучего стыда за своё малодушие, Хуанито сполз с постели и стал поспешно одеваться на глазах у жандарма. То же сделала и Лючия. Казалось бы, она могла оказать сопротивление наглому солдафону, как женщина, - потребовать соблюдения приличий. Но она промолчала и стала одеваться при постороннем мужчине.
Её состояние было схоже с состоянием Хуана. Она тоже ощущала неведомую вину, и это лишало её гордости, потребной для сопротивления.
- Документики, - с прежней двусмысленной ухмылкой, искоса поглядывая на полуобнажённые ноги Лючии, потребовал жандарм. Лючия безуспешно пыталась придать побледневшему лицу презрительное выражение. Руки ее, однако, дрожали, когда она доставала из сумочки свой паспорт. Хуанито протянул своё удостоверение. Бегло взглянув на “корочку” Хуана, жандарм принялся изучать паспорт Лючии, по свойственной ему подлости намереваясь, очевидно, сделать объектом атаки женщину, как слабое существо.