Хуан давно испытывал подобные ощущения, приходя домой, но не говорил о них. Теперь, слова Лючии показались ему неискренними. Он не исключал возможности (как конспиратор он обязан был учитывать такую возможность!), что тайные обыски проводятся у него с ведома его жены, и что, говоря о том, что “здесь кто-то был”, Лючия просто хочет оградить себя от подозрений.
Подобный настрой Хуана передавался симпатически Лючии и сказывался на ней таким образом, что в ней нарастал безотчётный страх и скрытое недовольство Хуаном, как источником этого страха, и вообще, как разрушителем семейной жизни.
Хуан, в свою очередь понимал, что подпольная деятельность, связанная с риском для жизни, не только собственной, но и для жизни близких, плохо совместима о семьёй. Решение своё о непосвящении Лючии в свои дела он объяснил себе как обязанность оградить её от последствий возможного своего провала, но на самом деле, он просто не верил в Лючию.
С некоторых пор он стал находить её слабой, изнеженной, безвольной буржуйской дочкой, которая легко поддаётся давлению и влиянию извне. Он видел, что она не признается себе в своих влечениях и побуждениях, но приискивает благовидные оправдания и псевдомотивы для тайного потакания своим слабостям. Раньше он всегда извинял Лючию: находил виновными окружающих, чёрствых и бессовестных людей, объединённых в гнилое общество. Теперь же, когда опасное дело, к которому он примкнул, преобразило его, и он стал жёстким к себе, осмотрительным и ответственным, он стал обвинять саму Лючию в её промахах и пороках. Теперь все люди стали для него абсолютно вменяемы в аспекте ответственности за их поступки. И здесь он целиком соглашался с Ж.П. Сартром.
До внутреннего переворота, испытанного Хуаном, у них с Лючией ещё было что-то общее: семейные планы, хозяйство, развлечения, и, главное, какой-то более-менее идентичный взгляд на мир. Теперь же всё разладилось. Хуан настолько внутренне отдалился от Лючии, что совместное их проживание превратилось в род психологической пытки.
Приближался сочельник, и Лючия, предчувствуя, что праздник будет для неё безнадёжно загублен, если она останется дома с Хуаном, который теперь отвергал все праздники, все торжества, как поводы для суетного расслабления и социальное ханжество, рвалась из дому. Она хотела поехать в Алаканташ к своей дальней бездетной родственнице, которая жила там с мужем и была по возрасту ненамного старше Лючии. Формы ради она предложила Хуану поехать вместе с нею, и, когда он, как и ожидалось, отказался, попросила дозволения поехать одной. В Хуане проснулось какое-то сочувствие к ней, к её незавидному положению соломенной вдовы, и он одобрил поездку.
В канун отъезда Лючия пребывала в радостном возбуждении. В ней говорило не угасшее ещё романтическое, детское отношение к железной дороге, иллюзия освобождения, связанная с переменою мест, и что-то ещё неясное. Хуан проводил её на вокзал и, оставшись один, решил посвятить рождественские каникулы изучению химии горючих и импульсных смесей.
Дни праздника мелькнули незаметно. Лючия вот-вот должна была возвратиться. Несмотря на отчуждение, возникшее между молодыми супругами, отлучка жены из дому обнаружила, что они всё-таки связаны, то ли привычкой, то ли ещё чем, необъяснимым. Как бы то ни было, но Хуан соскучился по своей Лючии, и, когда она, вечером, по приезде, вошла, наконец, в дверь, его объятие было горячим, почти как прежде. Однако на Лючию это выражение чувств, - которое, казалось, должно было её обрадовать, - произвело странное действие. Она будто почувствовала себя неловко, ей как будто стало чего-то совестно. Высвободившись из объятий, она стала поспешно и будто между делом рассказывать о своих днях в Алаканташе. Хуан слушал её болтовню вполуха, но потом вдруг насторожился и внутренне собрался. Это произошло почти автоматически, в силу обостренной интенции зверя, направленной на всё, что относится до охотника, как только он услышал (после новостей о кузине и совсем походя, между прочим) что Лючия познакомилась, якобы в кафе, с каким-то типом, который, как оказалось, служит в уголовной полиции, - ни больше, ни меньше. “В уголовной ли? Может быть в политической?!”
- Представляешь? Ха-ха! Я совсем не ожидала. Мы гуляли вечером, было уже довольно поздно, и, знаешь, там, на Калье де Рохас, есть оказывается такая приёмная у них, работает круглосуточно… Мы зашли туда, просто так, из любопытства, у него там, оказывается, один знакомый как раз дежурил…, по ночам, ему так выгодно… Поболтали немного и сразу вышли… Жутко интересно… Ха-ха.