Что до голубей, то их здесь предпочитали иметь в натуре: держали в голубятнях, гоняли длинным шестом в поднебесье, крали друг у друга и продавали из-под полы. А диких сизяков мальчишки ловили сонными на чердаках и ели их.
Но, зачем сравнивать не подлежащее сравнению? Грязные стены парадного и школьной уборной совсем не были продолжением тех иностранных стен. Это были две разных реальности: иностранцы больше походили на дореволюционных российских детей, а стены - на графские развалины; они отчего-то хотели уйти от окружающей их буржуазной классики в мир кумача и фабрик. Никите, впрочем, было ясно, почему: ради справедливости. Что же до эстетики, то, несмотря на новенький костюмчик, купленный в туфовом дворце на площади Дзержинского, дети из зазеркалья смотрелись красивее Никиты, и были для него в чём-то более реальны, чем живые люди вокруг него.
Более реальны, потому что более важны, более авторитетны. Реальны, потому что идеальны. Они жили в Сновидении, которое у нас стало называться Историей: в особом Историческом времени, имевшем мало общего с бытовым временем, в котором жил Никита. Ценность наших поступков в парадигме новейшей истории тесно связана со временем, немыслима вне времени, и оттого дети на картинке совершали исторические поступки, а Никита - самые обыденные и, часто, гадкие. Ведь время, в котором он жил, было какое-то выжидательное. Никита рос и выжидал, когда же он станет взрослым, и тогда начнется настоящая жизнь, и страна вокруг него тоже, как будто, росла и выжидала, когда она созреет к истинно красивой жизни, где на всяком углу будут стоять Большие Театры и Библиотеки им. Ленина, а на всякой площади будут бить фонтаны с самоцветами и разворачиваться Выставки. И это будет Историческое время, но не Время борьбы, которое осталось уже позади, а историческое Время Счастья.
Ну, а пока здесь просто стоял май. Близились большие каникулы. Автор этой правдивой книги, наверное, изменил бы себе, если бы стал красочно описывать, пользуясь поводом, майское солнце, блестящую зелень дерев, и ту юную упругость, которой наполнял мальчишескую грудь весенний воздух, озонированный всё ещё стерильным после зимнего очищения морем. Всё это само собой было. И цикличность обыденного времени, - в отличие от исторического, - избавляет нас от необходимости описывать повторяющееся. Но История дремала где-то рядом и, просыпаясь время от времени, вторгалась в обыденную жизнь, нарушая строгую цикличность звёздного мира нововведениями. В числе таких новелл в этом году оказалась “большая перемена”, высочайше введённая в школу Минпросом, по согласованию с Минздравом.
В результате этой интервенции времени Исторического во время обыденное, перемены между уроками были сокращены до пяти минут, за которые нельзя было успеть и оправиться толком, но зато, взамен, после третьего урока занятия прерывались на целых двадцать минут (!)
Старая школа, бывшая мужская гимназия, окруженная изгородью из кованых железных пик, стояла в самом центре города и смотрелась в решётку городского сада, посаженного ещё в дореволюционные, - читай: доисторические времена, На большой перемене можно было пойти в сад, побродить по аллеям, заглянуть на детскую площадку сквозь окружавшую её деревянную решётку с кассой и билетёром у входа, постоять у памятника борцам за Советскую Власть, зайти в тир, съесть мороженное вразвес, посмотреть афиши кино и, наконец, зайти в книжный магазин.
Изо всего этого набора развлечений Никиту более всего интересовало последнее. Он любил книги и, на взгляд матери, даже чрезмерно: настолько, что сам писал их. У него начата была фантастическая повесть о полёте на Венеру, писанная аккуратным почерком в альбоме для рисования и снабженная цветными авторскими рисунками космических аппаратов с пламеносными трубами сзади и людей в скафандрах, среди динозавров и всяких сухопутных водорослей.
А почему, собственно, на Венеру? - ухватятся неуёмные следопыты человеческих душ. Нет, это не вытесненная детская сексуальность, Никита не был пуританином и не нуждался в вытеснении. Так поспешу я их успокоить. Просто Марс был уже довольно облётан в довоенной литературе, и поэтому, после войны, стало модно летать на Венеру. Хотя, говорят, была и утечка из космических КБ, насчёт Венеры.