И тут решил Ляля, что не нужно ему больше копить деньги на золото, не будет у него жены-цыганки, а будет Вера, и не в золоте счастье, а в человеке. Нашел Ляля место, где фарцовщики торгуют импортными тряпками, одел Веру по всей фирме и себя не забыл. «А теперь поедем в Мареничи, — сказал он ей, — там живут мои друзья. И пусть они не цыгане, но я им своей жизнью обязан!»
Обещал Ляля отблагодарить друзей и сдержал слово. Снял на весь вечер ресторан и пригласил туда врачей и сестер из больницы, учителей и других знакомых.
Вера счастливая и смущенная сидела в центре зала, а у Ляли горели глаза при виде полных столов — пусть люди знают, что Ляля стал настоящим человеком, честно зарабатывает деньги, может достойно угостить своих друзей. И он не один — у него есть хорошая жена и будут хорошие дети. Главный врач поднял тост за Лялю и его жену, все закричали «горько-о-о!», а у Ляли вдруг заныло сердце: «Что же это получилось?! Жена-то у меня не цыганка!» Сразу поблекли лица друзей, потускнела большая люстра, висевшая над столами, и почудилось, что жизнь пошла совсем не в ту сторону. «Надо немедленно прекратить это страшное, никому не нужное веселье!» — подумал Ляля. Он вышел в центр зала, поднял руки, гневным взглядом окинул Веру, их взгляды встретились. На Лялю смотрели добрые, наивные глаза, они улыбались ему, и сердце у Ляли снова екнуло, как во время их первой встречи, опустились вниз руки, и он виновато замотал головой:
— С ума я сошел. Счастье пришло, а я… Эх, «ехал цыган по селу верхом, видит, девушка идет с ведром…». А ну, выходи плясать, чавелы! «Посмотрел — в ведре том нет воды. Знать, ему не миновать беды!»
ЛЮДИ И ЧЕРТИ
Крутая волна у берега Балтийского моря поднимает серебристый веер брызг. Уже апрель, но от моря еще веет зимним холодом, ветер пронизывает теплую одежду, но мужчина и женщина стоят у самой кромки моря. Мужчина удивленно смотрит на бушующее море, как будто увидел его впервые. Он похож на стареющего сказочника, который, рассказывая сказки, сам поражается тому, что говорит, и тем самым создает вокруг себя атмосферу загадочности, предшествующую чуду. Женщина похожа на подростка, рано познавшего горе или переболевшего тяжелой болезнью. Лицо у нее бледное, плотно сжаты губы, глаза внимательно следят за набегающей на берег волной.
— Настоящее море! Не то что в Рижском заливе, — говорит мужчина. — Там курортное, а тут настоящее!
— Ага, — жмется к нему женщина. — Но очень холодное. Простудишься, Антон.
— Если напиток в шашлычной не разводили, то не простужусь! — улыбается Антон. — Видишь чертика на волне?