— Лизу? Живы они? — Полипов был бледен, голос его пересох.
— Пока живы, кажется. А Митрофан Иванович погиб… — Субботин встал. — На днях собраться надо всем, поговорить кое о чём.
— Когда и где?
— Нетерпеливый какой!
— Надоело сидеть в этой яме.
— Василий Степанович вот скажет, когда и где. Ну, рад я был повидать тебя, Петро.
…Через несколько дней, глубокой ночью, выбирая переулки поглуше, Полипов торопливо шёл в сторону вокзала, где в крепком особняке с дубовыми ставнями жил Свиридов.
Открыла ему жена Свиридова, полная женщина с заплаканными глазами. Полипов рассчитывал увидеть возле дома какую-то охрану, но охраны не было, и дверь открыли сразу, без всяких предосторожностей, едва он сказал, кто ему нужен. Всё это показалось Полипову странным.
Сам Свиридов лежал на кровати в брюках и нижней рубашке. Он был пьян, на столе стояли две бутылки, тарелка с огурцами.
— А-а, господин доносчик! — проговорил Свиридов. — Давно вас жду. Ну, какие новости?
И тон и слова — всё было непонятно Полипову, они испугали его.
— Подпольный горком собирается завтра… В доме наборщика городской типографии Корнея Баулина, по адресу…
— Хорошо, хорошо. Я знаю этого наборщика. Не хотите водки?
— Послушайте, Свиридов! Что всё это значит?
— А что? — Свиридов опустил ноги на пол, но с кровати не встал.
— Вы пьёте, как… как последний пьянчужка! Живёте без всякой охраны, будто в мирное время. И вообще…
— Вообще-то не надо бы пить. Гастрит у меня. Кишки будто ножницами стрижёт… — И он потёр живот. — А охрана есть.
— Послушайте, — ещё раз сказал Полипов. — Я пришёл по делу, а вы пьяны, невменяемы! Извините, я в таком случае пойду… Я ничего не понимаю.
— Кулепанов!
Распахнулась дверь, ведущая в соседнюю комнату, на пороге появился белогвардеец, за ним ещё один.
— Возьмите этого… этого… Отвести в наше заведение! Отделайте его там хорошенько и бросьте в одиночку, — сказал Свиридов, не глядя на Полипова. Подошёл к столу и налил из бутылки в стакан.
Полипов действительно ничего не понимал. Его привели в здание контрразведки, жестоко, в кровь, избили и бросили в тесную камеру.
А потом про него, кажется, забыли. Старый знакомец Косоротов, служивший теперь здесь, носил ему раз в день вонючую баланду, убирал парашу. Он был молчалив, как камень, за всё время не промолвил ни слова.
Однажды Косоротов повёл его по длинному коридору и втолкнул в кабинет Свиридова.
Синяки с лица Полипова ещё не сошли, правая, рассечённая бровь была распухшей, закрывала глаз. Стоя у порога, Полипов левым глазом оглядел довольно просторную комнату. Стол, у стены какой-то шкаф. Возле шкафа была ещё одна дверь, обитая толстым серым войлоком.
Сам Свиридов в офицерском френче, но без погон, стоял у окна и уныло смотрел сквозь толстые решётки во двор. Испитое лицо его было землистого цвета, дряблые щёки обвисли, сухие, обшелушившиеся губы подрагивали.
— Может, всё-таки объясните, что значит вся эта история со мной? — мрачно спросил Полипов.
— Антона Савельева ко мне! — вместо ответа проговорил Свиридов. — И жену его приготовь. Потом — сына.
— Слушаюсь. — Косоротов пошёл, но у порога остановился. — Я, ваше благородие, упредить хотел… Она, Лизка Савельева, третий день пищи не берёт. И вроде бы заговариваться начала.
— Веди же их, чёрт! — заревел Свиридов.
Когда Косоротов ушёл, Полипов сделал шаг к двери.
— Нет, увольте… Я прошу.
— Сесть! — крикнул Свиридов, показав на стул у стены.
Подошёл к шкафу, достал стакан и бутылку. Когда наливал, руки его дрожали, стекло звякало о стекло. Выпив, шумно вздохнул.
— Как вы думаете, Полипов, зачем живёт человек? — неожиданно спросил он. — В чём смысл его рождения, его смерти? А? И вообще — в чём правда, истина, а в чём ложь?
— Нашли время и место о таких вещах рассуждать?
— Почему же? Всегда и время и место… если есть потребность к этому.
— Не знал, что вы такой философ. Я же не обладаю такими достоинствами.
— Да, да… Вы просто провокатор.
— Я где нахожусь?! — Полипов рванулся, встал. — Вы лучше скажите: накрыли вы подпольный горком партии?