–И также как ты? Вмешиваться? Сообщать, писать? – усмехается Калуда. Она изменилась, очень изменилась, теперь не задаёт вопросов так часто и так много как прежде. Кончилось время вопросов, пришло время договора с совестью.
–Это мой грех, – признаёт Ведана, – не могу устоять. Судьба свершится и без меня, я лишь вижу… но устоять не могу. Я такая, я таилась, я избегала долго вмешательств, но меня всегда тянуло. Это омут, это высшая власть, это такая же иллюзия, как та, за которой к тебе идут люди.
–К нам, – мстительно поправляет Калуда и Ведана роняет голову на грудь, пытаясь справиться с собою, с находящими слезами.
Могущество! Могущество видеть будущее. Насмешка – невозможность его изменит. Итог – ложь во имя милосердия. Ещё один итог – гордыня, насильственное родство с судьбой.
Вот и весь путь Веданы. Вот и всё, что оставляет она Калуде на память и жизнь. Долгую жизнь. Долгую агонию.
***
–Мне надо идти, – говорит Ведана.
Закат особенно ярок. Сегодня он напоминает Калуде кровь. Даже страшно. Было бы страшно, если бы внутри Калуды давно уже не выжгло бы всё равнодушие. Договор с совестью бывает разным. Ценой её договора стало равнодушие: к жизни, к смерти, к гостям, даже к прощанию с Веданой, вызволившей её из нищеты, приведшей её в почёт и уважение. Теперь Калуде не надо будет убивать свои холёные руки в тяжелом труде, у неё есть золото и будет ещё, а с ним и ткани, и пища, и всё, что попросит она.
Не будет только надежды на правильный путь. Она не продаётся, и её ей не купить.
–Иди, – пожимает плечами Калуда. Ей в глубине души жаль наставницу, но эта глубина скрывается подо льдом лжи из сострадания и из блага для просителей. В одном пока Калуда тверда – она не вмешивается в интриги, она не лезет в них, хотя чует, что и это близко. Это вед тоже власть, а ещё попытка почувствовать себя живым.
Хотя Ведана и советует Калуде не всякий раз пользоваться нужными средствами для того, чтобы видеть будущее, которое, скорее всего и не будет произнесено, Калуда её не слушает. Она тратит травы и воск, жжёт палочки и хвою, всё для того, чтобы было больно, больно где-то там, где ещё прячется душа, больно ото лжи.
И там же – радостно, если вдруг будущее было хорошим.
Это почти угасло, но ещё жило. Тлело, приучаясь к новой жизни и к новому существованию.
Ведана не знает: радоваться ей или грустить? Себя сожгла она в кипении интриг и попытке самой стать судьбою, а потом, идя из благородного побуждения по укреплению духа Калуды, и её туда же, за собою потащила! Видит Ведана в ней себя. Видит, и уже ничего не может сделать.
Накануне смотрела Ведана в будущее Калуды, тайком от неё, впервые. Видела, что закончит та ещё хуже, не мирно уйдёт, как Ведана, срок свой почуяв, а сгорит – далеко влезет, ища отголоски собственной души, и хоть какое-то тление жизни. Далеко влезет и вырваться не сможет.
Но не видят гадалки и провидцы о себе. На том спасибо великому дару и великому проклятия бессилия от знания о будущем.
–Я в твою жизнь смотрела, – говорит Ведана, глядя на равнодушное мраморное лицо своей ученицы. Что ж, она сама научила её лгать, сама сделала её такой, какая она есть, чему удивляться? Берегла-берегла и довела до черноты и равнодушия души. Для самой Веданы правда, хоть и дурная, была частью жизни, родником, где можно было править людьми, слать таинственные письма и шептаться до утра с тайными гостями. Для Калуды это другое. Это обуза и рана, это боль, которую она раз за разом принимает, не чувствуя уже ничего. Омертвела душа, скованная панцирем бессердечности.
Ведана оправдывала себя состраданием, Калуда не оправдывает себя никак. Она просто привыкла к такой жизни, к лжи и к редкой правде, если случай и впрямь счастливый. У Веданы ещё была идея, у Калуды её не стало. А следом за безыдейностью и ничего не стало.
–И что там? – у Калуды не интереса. Нет страха, нет чувства жизни. Она лжёт, она говорит туманно, редко говорит правду. Но уже не помнит почему так сложилось. Ей уже чуждо понимание этого уклада.
–Там…– Ведана колеблется. Ей хочется сказать правду, но она в последний раз, в самый последний, лжёт. Она видит ещё перед собой ту девочку-хромоножку, которая не понимала её лжи. Где эта девочка? Вот она, стоит перед нею, мрачная и равнодушная. Богатая и пустая при этом. – Там тебя ждут почёт и приветствия.