Молчи, ребёнок! Молчи!
С потолка осыпается земля, и около отверстия возникает какой-то шум. Кажется, что пришла мама — кричу ещё громче. Мама не отзывается, но в лазе, где синело небо, и покачивалась ветка березы, возникает лохматая темно-серая морда с белым пятном на лбу. Вытянутая пасть измазана красным.
Охренеть! Ну и чудище! Морда в два раза больше чем у сенбернара.
— Собачка, приведи сюда папу и мама! — прошу я появившееся животное.
Животное приближается к отверстию и на меня смотрит янтарный глаз с круглым зрачком. Секунду спустя глаз исчезает, а на лицо сыпется земля — могучие лапы собаки расширяют лаз, из пасти речными перекатами раздается утробный рык. Я пугаюсь, дикий ужас от сознания того, что сейчас покусают, сковывает тело.
Уползай, малыш! Уползай!
— Папа! Мама! Помогите!!! — крик вырывается из горла, возвращая телу послушность.
Я пячусь задом к норе.
Он меня услышал?
Волосатая лапища с удлиненными пальцами, гораздо длиннее, чем у обычной собаки, просовывается в отверстие и скребёт по земле. Когтистая конечность мечется по пещерке и хватает за курточку. Черные когти пропарывают болоньевую ткань и царапают ребра — страшная лапа сжимается. Завывая и рыча, зверюга упорно подтаскивает меня к расширившемуся отверстию, мелькают медовые глаза и огромные окровавленные клыки.
Пусти, тварь!!!
— А-а-а!!! — я верещу, что есть мочи.
— А-а-а!!! — я кричу вместе с ним.
Сон неожиданно закончился, но тряска продолжалась. До меня не сразу дошло, что трясли в реальности. Распахнув глаза, я увидел склонившееся лицо черноволосого соседа по палате, к губам прижимался палец, корявый как сучок старого дуба. Я быстро кивнул, показывая, что понял.
— Не ори! Слушай меня, малец. Сейчас ты должен бежать, и чем быстрее, тем лучше. Поверь, я не сошел с ума, но нет времени объяснять — кто знает, как долго выдержит Наталья, — мужчина кивнул в сторону двери, за которой раздавались звуки борьбы и знакомое по сну рычание.
— Как бежать, я же весь переломанный!
— Ах да, я и забыл, что ты ничего не знаешь, — с этими словами сосед рванул гипс в разные стороны, зацепив пальцами у самого горла.
Ещё пара рывков и гипсовый корсет с глухим стуком осыпался на смятую простыню. Я невольно вздохнул и вместо ожидаемой резкой боли, ощутил лишь небольшое нытье, как от легкого ушиба.
— Охренеть! Чем же таким меня обкололи?
За дверью взвыла собака, следом раздался звук сильного удара, и к музыке боя прибавилось громкое рычание. Звучные шмяки, словно огромный пекарь швырял сырое тесто на стол. Скрежет когтей по металлу, лязг клыков и злобный рык наполнили коридор.
— Малой, некогда объяснять. Давай шпарь сейчас в Медвежье, знаешь такую деревню? — после моего кивка сосед продолжил. — Увидишь на отшибе дом с высоким забором, и здоровенным драконом на коньке — вот туда тебе и надо. Ныряй в окно, через коридор не выбраться!
— Тут же четвертый этаж, да и темно! Не видно ни фига, когда же ночь закончится? — я подскочил к окну, за которым царила глубокая осенняя ночь.
Ни грамма боли, словно и не было вчерашнего побоища, даже зуб не шатался. В окне отражался крепкоплечий парень в синем халате. Слегка взъерошенные ото сна светло-русые волосы, славянские скулы, оттопыренные уши — ничего необычного. Если не считать того, что со мной происходило.
— Ты почти сутки проспал, вот и ночь не кончается. В доме мои ребята, они объяснят — что к чему. Скажешь от Михаила Ивановича, — сосед одним махом закинул меня на подоконник. Восемьдесят килограммов левой рукой? Богатырь…
Упал и разбился горшочек, чахлый цветок завершил свой короткий век. Деревянная рама широко распахнулась, и в лицо прыснул мелкий дождик. Где-то далеко внизу ждала мокрая земля.
Ё-моё, как же высоко!
— Передавай обалдуям, что если будут пить мою настойку, то я их кроссами замордую! — раздалось за спиной.
Широкой ладонью меня снесло с облезлого подоконника. Я оказался в свободном падении. Мозг застыл от ужаса, но жизнь не торопилась проноситься перед глазами, вместо неё блеснули окна больницы, и я по-кошачьи извернулся в воздухе. Земля больно ударила по ладоням и ступням, притяжение повлекло тело дальше, стремясь впечатать в пожухлую траву. Но когда нос, почти как в песне у Газманова, «ноздрями землю втянул», руки и ноги закончили амортизацию и пошли на противоход — меня подбросило вверх. Легкий перенос тяжести и я всадил пятки в мокрую землю.
Ого, как так получилось?
Оглянулся на окно — лохматая голова соседа тут же исчезла, и раздался дикий визг, забухали гулкие удары. В больничных окнах встревожено зажигался свет, звуки непрекращающейся битвы будили пациентов. Я не стал дожидаться финала ревущего концерта, и ноги помчались к выходу с территории больницы. Желтый фонарь над главным входом тускло рассеивал осеннюю мглу, мерцающий свет вырисовывал проем в арматурном заборе. Где раньше скрипела калитка, теперь остались ржавые петли на металлическом столбе, за одну я и зацепился развевающейся полой халата.