Выбрать главу

В конце концов извозчик не выдержал и отобрал вожжи. Сломанное колесо заскрипело ещё натужней, и дилижанс помчался вперёд. 

***

Примечания:

▪️ Полевой — дух, приставленный охранять хлебные поля. 

4. Зеркало и свечи

— Митенька, нам ещё долго? — Верея растирали окоченевшие руки, то и дело жмурясь от порывов колючего ветра, несущего с собой сырость и стужу.

— Пару верст ещё, — не оборачиваясь, кинул тот и прикрикнул на уже изрядно уставших лошадей.

Веда за всю дорогу так не проронила ни слова, как будто воды в рот набрала. Девичье лицо было сердито и сосредоточено. Моментами казалось, что холода от нее больше, чем от злосчастного ветра, который так и норовил укусить за каждый открытый участок кожи.

— Знала бы, что дорога такой выйдет, варежки бы взяла, — всё не унималась Верея. — Запамятовала я, когда такой листопад студёный был.

— Та потому что не было ещё такого, — хмуро хмыкнула Веда. — Что-то дурное грядет.

— Вечно ты, сестрица, только беды во всем видишь!

— А ты, как слепой котенок нашей кошки Маруськи! — огрызнулась та. — Бревна в глазу не замечаешь. 

Верея хотела было что-то возразить, но не стала, обиженно отвернувшись. Спорить с сестрой было себе дороже. Это она уяснила ещё с малых лет. 

А ветер все клонил деревья к матушке Земле. И кто Стрибога* так разгневал? То тут, то там виднелись сломленные хрупкие осины и берёзы, лежавшие безжизненным грузом на остатках жухлой травы. 

Остаток пути они ехали молча. Митька, что есть сил, гнал лошадей вперед, зябко кутаясь в холодный кафтан. Верея же больше не молвила ни слова, разглядывая серый, беспроглядный лес.

— Там, впереди, за теми деревьями, уже виднеется дым от печи, — нарушила тишину Веда, вглядываясь в темноту. — Я так окоченела, что даже согласна на похлёбку Пелагеи, лишь бы она была горячей. 

Ответом ей была тишина, лишь ветер завыл пуще прежнего, как будто соглашаясь.

— Да, поездка выдалась тяжкой, — хмыкнул Митька в густую бороду и натянул поводья, притормаживая. — Приехали. 

Постоялый двор встретил своих гостей громким стуком деревянной вывески об каменную кладку. Грязи под ногами прибавилось ещё больше, того и гляди, грунт превратится в беспощадные топи. Вокруг не было ни души, лишь тусклый свет пробивался сквозь мутные окна, как доказательство того, что постояльцы не спят даже в такой поздний час. 
 

***

— Что это за зеркало? — спросила Верея, прерывая бухтение Пелагеи.

Старуха, следует думать, считала, что её не слышат, и бубнила себе под нос что-то не особо разборчивое про грязь на полу и испорченные кожушки. Однако после вопроса Вереи замолкла, заинтересованно вскинув голову.

— Ой, девоньки, знали бы вы, знали бы, что оно пережило, — хитро улыбнулась одними уголками губ.

— А что пережило? — подала голос Веда.

— Так и говорю — знали бы. Откуда ж мне-то знать? — уперла руки в бока Пелагея.

— Так зеркальце-то Ваше! — воскликнула Верея.

Веда тем временем подошла почти вплотную к углу, в котором стояла железная печка. Ржавая дверца была открыта, а из дутого пуза веяло только холодом. С правой стороны от печки висело зеркало — старое, с испорченным стеклом и поточеной короедами резной раме. Висело оно так высоко, что даже Митькина макушка там бы не была видна. Веда уже было протянула руку, чтобы коснуться старого дерева, но вовремя спохватилась. Вспомнила, что матушка говаривала: никогда не касаться таких вещей. Да и холод она почувствовала, не тот, что исходит от нетопленой печи, а от самого зеркала, да такой, что будто немного вот так руку подержит — и пальцы промёрзнут и разобьются, как дешёвая порцеляна.

— Ох, и юнцы пошли нынче нетерпеливые, — строго посмотрела на сестриц бабка, а затем подобрела. — Та коли б я знала, то неужто не сказала бы? Говаривают, что оно висело тут ещё до моей пра-пра-бабки Магды. А ежели зеркальце говаривать умело, то само б вам понарасказывало всяких всячин.

Веда была вполне уверена, что да — рассказало бы. Да такое, что волосы дыбом бы встали, а затем по ночам эти рассказы её преследовали бы. Так что может и хорошо, что не умеет говорить оно, да и Пелагея о нём ничего толком не знает.

— А почему повесили его так высоко? — спросила Веда, хотя на этот вопрос она ответ уже знала.

— Та шляк 'го зна. Мамка всё твердила — мерцов отгоняет. А ежели так, то нельзя в таком зеркале свои глаза видеть, а то ведь душу вытянет. К слову, мерци — то она так нечистую силу наименовала, — Пелагея тоже подошла ближе и улыбнулась. — А шо, деваньки, тоже думаете, ежели бесёнок залетит, то сам себя углядит, устрашится да и уберётся восвояси?