Прикрыв за старухой дверь, девушка только в тот миг почувствовала, что голодна. В комнате уже потеплело, поэтому усевшись на лавку возле окна, она поставила еду на подоконник. Из оконных щелей дуло сквозняком, поэтому когда девица подняла свой вельон, открытое лицо сразу же обдало холодом. После ткани, застилающей взор, даже полутьма выделенной им комнатушки казалась благодатно яркой, а вчерашний хлеб и едва тёплое питьё после голодного дня — чуть ли не в десяток раз вкуснее горячей копчёной щуки и густой вишнёвой настойки.
На миг тучи расступились и выглянул месяц. Но недолго ему было светить, ветер за окном разгулялся, снова плотно сбив небесную перину в кучу. Начал присыпать снежок, а ветер веял им куда-то вдаль да пригибал тонкую молодую берёзку, на той стороне дороги, чуть ли не до самой земли.
"Жалко её, укрыть бы чем", — подумалось девице, только вот чем? Да и надо ли? Это же берёза, дерево, ежели матушка сырая земля дала ей взрасти, то не даст и сломаться. А ежели даст, то видать, судьба у неё такая.
За теми мыслями и заснула.
Снилось, что едет она на лошади. Одна. Через дикое поле, поросшее сухим болиголовом, а дороге было конца-краю не видать. Шуршание мёртвых бутонов наводило тоску и уныние. Хотелось посмотреть на небо, было ли оно под стать земле под ногами, но поднять голову было так тяжело, будто та была огромным булыжником с берега реки. Воздух был тяжелым, пах прелостью и дымом. Она чувствовала, что коню ступать всё тяжелее, а затем тот и вовсе остановился. Тогда спешилась и ступала уже пешком. Земля под ногами была твёрдой, однако, с каждым шагом сами ноги казались всё тяжелее. И в тот миг, когда идти дальше было уже невмочь, кто-то тронул её за плечо. Она повернулась…
...и открыла глаза.
Она стояла посреди коридора, в полутьме. На голове не было обычных чёрных кружев. В окно позади светил месяц, а перед ней стоял мужчина — не молодой и не старый. Он держал в руке тяжелый железный подсвечник на три свечи с единственным дотлевающим огарком посередине. Она не успела отвести взгляд. Мужчина, в неверии, уставился на неё, и девушка уже знала, что будет дальше. В его широких зрачках сперва отразился первобытный ужас, а затем он как будто бы весь разом смягчился и ступил вперёд, улыбаясь.
— Палагна, Палагнушка, ладушка, это ты. Ты вернулась ко мне, — его глаза чуть ли не сияли, тем временем, как кожа становилась серой и тусклой.
— Нет, нет, — девушка отступала назад, выставив перед собой руки.
Страх окутывал саваном, сжимал железными тисками. Ей бы отвести взгляд, да не могла. Что-то держало, заставляло смотреть вперёд, на то, как сильный, молодой, деревенский мужик на её глазах превращается в дряблого, согнутого дугой старика.
— Нусенька моя, я знал что ты вернёшься, — он продолжал идти вперёд.
После этого "Нусенька" девушка, наконец, поняла что к чему. Это был Бажен, про которого им так долго толковала Пелагея. Видимо, он решил проверить, ради кого его выгнали из тёплого дома на мороз. А тут она, полуночничает под месяцем.
— Нет, пожалуйста. Ну же, очнитесь! Я — не она, — всё, на что её хватило.
А затем всё случилось так быстро, как будто пролетело перед глазами.
Девушка уткнулась спиной в стену — отступать дальше было некуда. Разве что окно открыть да выпрыгнуть… Нет, глупость какая, убьётся ведь.
Сердце загнанной птицей билось в груди. И пока девушка судорожно думала, как бы ей сбежать, оставив мужику хоть пару годочков жизни, тот подошел вплотную. Посмотрел на неё ещё пару секунд, а затем протянул руку и прикоснулся к щеке.
Из глаз мужчины потекли две красные струйки, а серая длинная рубаха окрасилась багровыми полосами, как от сотни порезов.
Бажен упал замертво.
В тот же миг она почувствовала, как что-то тёмное липкими щупальцами вырывается из её груди, ползёт по земле, заползая во все щели, вытекая через неплотные оконницы во двор, поглощает всё, до чего может дотронуться.
Где-то вдали послышалось испуганное ржание лошадей.
***
Ветер ласково трепал копну рыжих волос, заставляя морщиться от терпого запаха душистых трав. Босые ноги были грязные от ещё утренней росы, а на лице сияла улыбка. Он шел через поле, что было густо усеяно первыми летними цветами. Ярыло властовал последние дни, чтобы после уступить место Дажьбогу.*
Белая рубаха из легкого полотна так и норовила прилипнуть к худой спине. Не мудрено, червень* выдался жарким, но даже это не помешало ему наведаться к озеру, чтобы наловить рыбы для любимой похлебки. Эх, матушка стряпает такую похлебку… за уши не оттянешь!
Сегодня был знатный улов. Хватит на всех шестерых. А как будет рада маленькая Ядвига, ведь он собрал в лесу целое лукошко земляники. А она так ее любит!
Солнце пекло нещадно, но казалось, что его мордашка, что была густо усыпана роем веснушек, не знает печали. Вот уже и виднеется его село, да только…
Запах гари он почуял сразу, как только переступил порог небольшого селения.
А после только боль где-то в груди. Саднящая, заставляющая упасть ниц и выть. Выть долго и натужно, будто зверь, погибающий от тоски.
Не будет боле ни матушкиной похлебки, ни улыбки маленькой Яси, как они ее все ласково называли, ни смеха братьев...
У Морены жестокие игры и играет она нечестно.