Черт ее дери! Когда Мирьям наконец распрощалась и вышла за дверь, он схватил со стола стакан и с остервенением швырнул в угол. Стакан разлетелся на мелкие кусочки, и Янкл долго собирал их по всей комнате, ругая себя за несдержанность. В тот день он впервые подумал, что ошибся. Сначала он отгонял от себя эту мысль, но она возвращалась и возвращалась, каждая встреча с невестой подливала масла в огонь постепенно разгоравшейся неприязни. Но куда деться! Помолвка состоялась, весь Хрубешув считает их женихом и невестой, и, увы, теперь уже ничего нельзя изменить.
В один из дней у Янкла затупился фигурный рубанок. Тонкая, деликатная вещь для доводки реечек и планок, для снятия последней завершающей стружки. В Хрубешуве ножи затачивали два мастера, но Янкл до сих пор не пользовался услугами ни одного из них. Испортить лезвие рубанка можно было за одно мгновение, и он решил посоветоваться с дядей Лейзером, к кому из заточников обратиться.
Дядя Лейзер долго рассматривал принесенное лезвие, потом снова завернул его в тряпицу и посоветовал:
— Иди к Хаиму. Он, конечно, зануда и копуша, но не испортит.
Янкл поблагодарил и вышел из дома. Спустившись с крыльца, он машинально сунул руку в карман — проверить, на месте ли лезвие, и вдруг сообразил, что забыл его на столе. Быстро взбежав по ступенькам, он вошел в сени. Через неплотно прикрытую дверь доносились голоса.
— Бедный мальчик, — причитала тетя Эль-ка. — Она его сожрет, проглотит вместе с шапкой и сапогами.
— Ну уж, прямо так и проглотит. Ты ведь меня не проглотила.
— Нашел с кем сравнивать! Разве я была такая! Она ведь рта ему не дает раскрыть. А сама не замолкает ни на минуту. Мне с ней тяжело, а уж Янклу и подавно. Ты знаешь, сколько она мне советов успела надавать? И как варить, и как детей воспитывать, и как хозяйство вести. По любому поводу у нее есть свое мнение. И какое мнение! Попробуй только возрази. Бедный мальчик, бедный, бедный мальчик!
— Ну и что ты предлагаешь, Элька? Сломать помолвку?
— Как можно! Так поступают люди с улицы, но не порядочные евреи.
— По-твоему, порядочно страдать всю жизнь, лишь бы люди плохого не подумали?
— Люди о Янкле лучше думать не будут. Он для них все равно чужой, данцигский. Так еще одна странность, все равно родниться с ним никто не хочет. Я весь Хрубешув обегала, самых завалящих невест упрашивала — и никто не согласился даже встретиться.
Янкл стоял в сенях ни жив ни мертв, до боли стиснув кулаки.
— Я другого боюсь, — продолжила тетя Элька. — Говорят, у тех, кто ломает помолвку, потом детей не бывает. Как бы наш Янкл не оказался или забитым мужем, или бездетным.
— Он никогда не решится отменить свадьбу, — в голосе дяди Лейзера звучало откровенное сожаление. — Да и мало кто на его месте решился бы так поступить. Для этого требуется недюжинный характер, а наш Янкл человек мягкий, безвольный. Посмотри, как она ноги об него вытирает, еще до свадьбы. А когда дети родятся, ого-го-го…
Янкл приоткрыл входную дверь и хлопнул ею. Голоса смолкли. Он вошел в комнату, извинился, забрал лезвие и отправился к заточнику Хаиму. Дорога заняла несколько часов. Янкл ходил и ходил по улицам, не замечая удивленных взоров прохожих.
«Самых завалящих невест упрашивала», — звучал в его ушах голос тети. «Посмотри, как она ноги об него вытирает», — наплывал голос дяди. «Я тебя приучу работать аккуратно, — голос Мирьям перекрывал голоса родственников. — Поначалу все тяжело, ничего, привыкнешь».
Последняя капля упала в субботу. После третьей трапезы, на которую их пригласили к приятельнице Мирьям, она пошла проводить его в синагогу. До вечерней молитвы оставалось еще минут двадцать, и Мирьям плотно заполнила это время рассуждениями о своих планах. Почти перед самой синагогой она вдруг сообщила Янклу, что жить они будут не в Хрубешуве, а в польской деревне.
— Как, — поразился Янкл, — а как же кошерная еда?
— Сколько ее там нужно на двоих, — возразила Мирьям.
— А молитва? Ведь в деревне нет синагоги!
— Ну, сколько там идти до Хрубешува. Пятнадцать минут. Встанешь пораньше и пойдешь. Даже полезно.
— Но я же не могу бегать три раза в день в Хрубешув и обратно!
— Во-первых, прекрасно можешь. А во-вторых, ты вовсе не обязан три раза в день бегать на миньян. Хватит с них утренней молитвы. А дневную и вечернюю помолишься сам, дома.