Глухо ворковала вода в Иордане, омывая берега, поросшие бледно-зеленой травой. Чуть ниже станции Дима соорудил купальню, выгородил часть мелководья и поставил на мостках будочку для переодевания. Теперь можно было спокойно войти в реку, медленно протискивающуюся через частокол вбитых в дно бревен, искупаться, не опасаясь быть унесенным течением на сотни метров. После купания подняться в будочку, переодеться в сухое и не спеша вернуться на станцию, каждой клеточкой ощущая полноту жизни, ее важное, доброе движение.
Ляле насыпали конфет и дали электронную игрушку. Чубайс ловко раздул мангал, и вскоре манящий запах жареного мяса заструился по станции. Света и Люда настругали салаты, разложили по одноразовым тарелочкам готовые магазинные закуски, накрыли стол прямо на берегу Иордана, и пиршество началось.
Шло хорошо. Да и как может плохо идти горячая, прямо с огня, баранина? Водка согрела сердца и развязала языки. Вечерний туман низко стелился над рекой. Хотелось говорить о чем-то важном, высоком и таинственном. И тут Дима вспомнил про спасенного мальчишку.
— Ты помнишь огольца, который навернулся с эвкалипта? — спросил он Чубайса, обтирая рот салфеткой. Дима так поступал после каждой выпитой рюмки, будто водка оставляла на губах жирный след.
— Еще бы не помнить, — отозвался Чубайс. — Ты за ним сиганул в реку, точно за родным сыном.
— А знаешь, кто его дедушка?
Чубайс равнодушно пожал плечами.
— Известный раввин и большой чудотворец. Слыхал про Рашуля из Явниэля?
— Никогда в жизни. Но одно чудо он точно совершил. Благодаря его внуку у нас появились лошадки.
Чубайс полюбил пони и много времени проводил возле их стойла. Чистил их шелковистые спинки, расчесывал гривы, подсыпал еды, а то просто гладил задумчивые мордочки с удивленными миндалевидными глазами.
— А я знаешь что думаю? — Дима опьянел и говорил с особенным чувством. — Я думаю, что никаких чудес на свете не бывает. Выдумки все это, вранье, бабушкины сказки.
— Я тоже так думал, — ответил Чубайс, закуривая сигарету, — пока сам с чертями не столкнулся.
— С кем не столкнулся?! — удивленно воскликнула Света.
— Да не слушай ты его, — рассмеялась Люда. — Ни с кем он не сталкивался. Как выпьет, так начинает эту байку травить.
— А ты не слушай, если надоел, — чуть обиженно бросил Чубайс. — Только вовсе это не байка. Я за каждое слово готов ответ держать.
— Где ж ты чертей откопал? — спросил Дима. — С перепою небось?
— Да уж, с перепою. Грамм во рту был, но весьма скудный, прямо скажу, убогий грамм. Вот как все получилось. — Чубайс разлил еще по одной, выпил, зажевал водку кусочком остывшей баранины и, уставившись в Иордан, начал рассказывать.
Он говорил, не глядя на собеседников, словно рассматривая картинку в темной воде:
— Давно это было. Еще в СССР, в Ровенской области. Калымил я тогда в деревне Голубна. Курятник строил с пятью ребятами. Каждый вечер на танцы ходили, семь километров до райцентра туда, семь обратно. Чего по молодости не отчебучишь. Уж не спрашивай, каково было утром вставать, но поднимался и пахал часов двенадцать в полную силу. И-эх, где вы, годы молодые?!
— Да ты еще вовсе не стар, — бросила Света. — Женишок хоть куда.
Чубайс, казалось, пропустил ее слова мимо ушей. Однако у них, как вскоре выяснится, оказалось весьма весомое продолжение, играющее немаловажную роль в нашей истории.
— Как-то раз поругался я на танцах с ребятами. Уж не помню, по какому поводу и с кем именно, скорее всего, просто так, алкоголь взыграл. В общем, обиделся я на приятелей и пошел домой один. Дорога знакомая, много раз хоженая, ночь лунная, да и не поздно еще было, музыка на танцплощадке гремела вовсю.
А в Голубну из райцентра две дороги вели, одна покороче, сельский такой шлях, обычная грунтовка, а вторая асфальтовая, но километров на десять длиннее. Мы всегда по короткой ходили, а тут уж не помню почему, но свернул я на длинную дорогу. И ведь не хмельной был, выпил-то чуть-чуть, так, портвешка пригубил для начала, а дальше не успел принять, засобачился и свалил.
Не знаю почему, но, как асфальт под ногами почувствовал, на часы глянул, машинально руку поднял и глянул. Как раз луна за тучкой скрылась, с трудом стрелки рассмотрел, поэтому время четко запомнил. Иду себе, иду, минут десять прошло, машины то и дело мимо пролетают, то сюда, то туда. Попутным я рукой машу, аж подпрыгиваю, да никто не подбирает. Почему, мне потом объяснили. Я еще подумал, какое крутое движение в этой глухомани. И чего они все в Голубну ночью прут, совершенно непонятно?!